Плющ

Если бы у меня был обратный адрес Карлоса Детвейлера, думаю, я бы отправил ему открытку со словами: «Уважаемый Карлос, я знаю всё о том, как вызывать силы преисподней. Твой покорный слуга, ИУДА Кентон»

И для меня по-прежнему остается загадкой, зачем я описываю всю эту чепуху, а также, зачем я продолжаю рыться в груде старых забракованных рукописей в комнате обработки почты, рядом с каморкой уборщика Риддли.

23 марта 1981 года

Мой звонок Рут был полной катастрофой. И зачем я пишу об этом, если я даже не хочу об этом думать, для меня это не поддается объяснению. Апофеоз извращения. На самом деле, я, конечно же, знаю: во мне кроется смутная мысль, что если я передам свои ощущения бумаге, они перестанут так сильно давить на меня… так что, позвольте таким образом исповедаться, но чем короче - тем лучше.

Писал ли я в своем дневнике, что доведен до такого состояния, что могу очень легко пустить слезу? Полагаю, что писал, но у меня не хватает мужества вернуться к тем строчкам. В общем, во время телефонного разговора я пустил слезу. Наверное, этим всё сказано. А может, не всё. Думаю, что не всё. Два или три дня я старательно убеждал себя, что: а) не буду плакать; б) не буду умолять ее вернуться. В результате получился вариант в) я сделал и то, и другое. Последние дни (и бессонные ночи) я провел, размышляя о гордости. «Даже потеряв всё, мужчина сохраняет свою гордость». Я бы нашел некоторое утешение в этой мысли, воображая себя Полом Ньюманом[95], как в той сцене в фильме «Хладнокровный Люк»[96], где он сидит в своей камере, узнав о смерти матери, играет на банджо и беззвучно плачет. Горестная сцена, но крутая, определенно крутая. В общем, я хладнокровно продержался около четырех минут, но услышав ее голос и внезапно вспомнив всё, что было между нами… Другими словами, я до конца не представлял себе, что потерял ее навсегда, пока не услышал ее слова: «Алло? Джон?», лишь эти два слова. Господи, как же хорошо мне было, когда она была рядом!

Что остается у мужчины после того, как он всё потеряет? Гордость? У Самсона[97], возможно, были подобные мысли после утраты волос.

Как бы там ни было, я заплакал и начал умолять ее, и через некоторое время она заплакала и, в конце концов, бросила трубку. А может, это сделал гнусный Тоби; я не слышал его голоса, но каким-то образом почувствовал, что он был рядом с ней в комнате в тот момент; я почти что учуял запах его одеколона «Брут». Может быть, он вырвал трубку телефона из ее рук и дал отбой, чтобы затем поговорить об обручальном кольце или обсудить свадьбу в июне или, возможно, разрыдаться с ней на пару. Да, знаю, что это едкие слова. Но я понял, что даже после того, как гордость мужчины сломлена, у него остается злоба.

Открыл ли я для себя еще что-нибудь новое в этот вечер? Думаю, что да. Всё закончилось, окончательно и бесповоротно. Остановит ли меня сей факт от дальнейших звонков, еще более унижающих мое достоинство (хотя куда дальше)? Не знаю. Видит Бог, я надеюсь, что остановит. К тому же есть вероятность, что она сменит номер телефона. Скорее всего, что сменит после сегодняшнего концерта.

Итак, что мне остается делать? Работать, полагаю. Работать, работать и еще раз работать. Начну разбирать завалы рукописей в комнате обработки почты - рукописей, присланных без запроса и по тем или иным причинам так и не возвращенных (в конце концов, мы предупреждаем, что не несем ответственности за эти беспризорные работы). Не думаю, что обнаружу там новые «Цветы на чердаке» или работы подающих надежды джонов саулов[98] или розмари роджерс[99], но даже если Роджер в этом ошибается, он бесконечно прав в другом, куда более важном: работа не даст мне сойти с ума.

Гордость… затем злоба… затем работа.

А, к черту. Сейчас выйду на улицу, куплю себе бутылку бурбона и напьюсь до поросячьего визга. Это был Джон Кентон, который завершает свой монолог и отправляется на поиски приключений.

Конец третьей части (1985)

Плющ

(Стивен Кинг)

Часть четвертая

Из дневника Риддли Уокера

25 марта 1981 года

После десяти недель неподдельного возбуждения (по большей части, нездорового), дела в «Зенит Хаус», похоже, наконец-то возвращаются в привычное, монотонное русло. Портер по-прежнему тайком обнюхивает кресло Сандры Джексон во время короткого рабочего перекура, и это происходит каждое утро между 10-00 и 10-30, пока ее кресло пустует (в это время мисс Джексон, прихватив с собой «Вог»[100] или «Лучшие дома и сады»[101], отправляется в женское «логово»); Гелб возобновил тайные посещения казино Риддли Уокера и после опрометчивого решения, принятого на этой неделе: сыграть по ставке «Удвойся или проиграй» теперь должен мне 192 доллара 50 центов.