Тогда врагов было трое, а элемент неожиданности, который она внесла, усилил ее преимущество. Вампиры не ожидали, что их отдубасят монтировкой — особенно хрупкая на вид женщина. И уж точно не предвидели, что она вытащит деревянный дротик и прикончит их.
Эти двое — если вернутся — тоже ни о чем не догадаются. Только ей нужно помнить, что на этот раз не следует обращать демонов в прах. Нелегкая задача для охотника на вампиров.
Отец не одобрил бы эту вылазку, подумала Блэр. Враги должны быть убиты — без размышлений. Быстро и эффективно. Никаких уловок или разговоров. Разумеется, он постарался бы убить Киана. Родство, воля богов — все это не в счет. Отец никогда не стал бы сотрудничать с Кианом, сражаться с ним бок о бок. И даже тренироваться. И тогда один из них — а возможно, и оба — были бы уже мертвы.
Наверное, именно поэтому выбор пал на нее, а не на отца. Именно поэтому — теперь, сидя в засаде на разбитой лесной дороге, Блэр призналась себе в этом — она не сообщила отцу о Киане. Вряд ли отец читал ее письма, но Блэр все равно не решилась рассказать о союзе с вампиром.
В охоте на этих тварей не может быть никаких союзов — по крайней мере, по мнению отца. Только ты и враг. Черное и белое, жизнь и смерть.
Есть еще одна причина, почему ей не добиться одобрения отца. Не только потому, что она не сын, а дочь. Кроме черного и белого, Блэр увидела серый цвет и засомневалась в правильности своих жизненных установок. Потому что, подобно Ларкину, чувствовала — и не раз — жалость к тем, кого уничтожала. Она знала, что сказал бы отец. Мгновение жалости или угрызений совести может привести к колебаниям. А секунда колебаний — это смерть.
Отец прав, подумала Блэр. Но не совсем, потому что, кроме черного и белого, есть и другие цвета, тот же серый, например, да еще и с разными оттенками. Она может чувствовать жалость и в то же время исполнять свой долг. Должна.
Разве она не стоит сейчас здесь, живая? И, черт возьми, она намерена и дальше оставаться живой. Ей только хотелось узнать, первый раз после Джереми, возможна ли жизнь, наполненная чувствами. Блэр уже давно не позволяла себе задавать вопрос, может ли кто-то любить ее. Теперь у нее есть Ларкин, и ей хочется верить, что он любит ее. По крайней мере, это похоже на любовь, которую стоит желать. Возможно, со временем их чувство превратится в любовь. Такую, которой она еще не знала, которая разрушает все преграды. Это жестоко, просто жестоко, что у них так мало времени. Они не могут разорваться между двумя мирами.
Но когда Блэр вернется в свой мир, то будет знать, что у нее был мужчина, который любил ее, понимал ее и заботился о ней. Если ей суждено вернуться домой, если они победят и миры продолжат свое существование, она расскажет ему, как много он ей дал. Расскажет, как он изменил ее, сделал лучше. Что она всегда будет его любить.
Блэр скорее почувствовала, чем увидела движение и резко обернулась, приготовившись отразить нападение. Но из тени выступил Киан — его запах, его фигура.
— Внимание, — прошептал он. — В лес въехали два всадника. Тащат за собой тело, еще живое.
Она кивнула, подумав: «Занавес поднимается».
Блэр медленно повела лошадь к фургону, чтобы вампиры могли догнать ее. Создастся впечатление, что она въехала в лес, прежде чем ее лошадь захромала.
Она почувствовала их. Это был даже не запах — некое знание, затронувшее все шесть чувств. Но нужно подождать, пока послышится стук копыт.
Блэр сняла пальто. Вряд ли женщины Гилла разгуливают в черной коже. Спасаясь от холода, она надела одну из туник Ларкина и туго подпоясалась, демонстрируя грудь. Кресты спрятала внутри. Она выглядела беззащитной женщиной, ищущей помощи.
Когда всадники приблизились, она окликнула их, стараясь, чтобы в ее голосе сквозил деревенский акцент и чувствовался страх:
— Эй, кто там? У меня беда — здесь, на дороге.
Стук копыт смолк. «Ага, — подумала Блэр, — остановились и присматриваются». Она снова позвала на помощь слабым, дрожащим голосом:
— Вы где? Моя лошадь споткнулась о камень. Мне страшно. Я еду в Силлард.
Они снова стали приближаться к ней, теперь медленнее, и Блэр показалось, что она уловила смесь тревоги и облегчения на их лицах.
— Слава богу, — пробормотала она, увидев лошадей. — Я уж думала, что придется идти пешком до дома сестры — одной, в темноте. Поделом мне — не нужно было выезжать так поздно.
Один из всадников спешился. Выглядит сильным, подумала Блэр. Крепко сбит. Он откинул капюшон, и она увидела спутанные белокурые волосы и зигзагообразный шрам над левой бровью.
За лошадьми никто не волочился, и Блэр решила, что вампиры на время бросили добычу.
— Ты путешествуешь одна?
Славянин. Акцент почти незаметен. Русский или украинец.
— Да. Это не очень далеко, и я хотела выехать раньше. Но сначала одно, потом другое, а теперь еще вот она… — Блэр показала на лошадь. — Я Бэл из рода Довир. Вы случайно не в Силлард?
Второй всадник тоже спрыгнул на землю и взял поводья двух лошадей.
— Опасно одной идти через лес, да еще ночью.