Пленный лев

По окончании обряда король подошел к ней и предложил ей руку. Когда же сэр Ричард Виттингтон подошел в свою очередь к королеве Екатерине, то хотя такая фамильярность ей и не очень пришлась по вкусу, но, не желая унизить своего достоинства каким-нибудь скандалом, она подала ему руку; и каково же было ее удивление, когда этот негоциант, к которому она относилась с таким пренебрежением, заговорил с ней на французском языке лучше, чем многие дворяне, составляющие ее свиту.

Что касается Малькольма, то он не менее французских принцесс был врагом всякого сближения с мещанством, и среда, в которой он до сих пор жил, не могла дать ему понятия о значении этого класса. И потому, когда он увидел, что принцы Джон и Гэмфри подошли к горожанкам и стали ласково разговаривать с ними, он пришел в негодование от такого, как ему казалось, унижения своего достоинства перед богатством и только мечтал, чтобы как-нибудь избавить свою будущую королеву от такого посрамления. Но в ту минуту, как он собрался предложить свою руку леди Иоанне, здоровенный олдермен увлек ее за собой; веселый граф де Марч, всегда готовый на шутки, видя замешательство Малькольма, совершенно неожиданно подвел его к какой-то круглолицей бабенке в красной юбочке и черном лифе, которая тотчас же принялась высказывать свое сожаление, что его в такие молодые годы отправили на войну. Напрасно старался юноша убедить ее, что он не француз и никогда не бывал на войне, она и слушать не хотела, утверждая, что выговор его доказывает его иностранное происхождение, а хромота – что он ранен. Покраснев до ушей, Малькольм пояснил, что хромает он с рождения; тут соболезнование бабенки удвоилось, и она принялась советовать ему обратиться к доктору Каиусу или же попросить рецепт у миссис… то есть леди Алисы Виттингтон, – добрейшей женщины, когда-либо существовавшей на свете, хотя и жены лорд-мэра, но держащей себя наравне с простой крестьянкой. Жаль очень, продол жала она, что Бог не дал ей детей, потому что она с лорд-мэром настоящие отец и мать для сирот и неимущих, равно как и для всех несчастных.

Малькольм был в ужасном волнении, боясь, что вот-вот подведут его к хозяйке и все на него обратят внимание. Но тут все общество вошло в Гилдхолл.

В огромной, роскошно убранной зале были накрыты столы, наполненные золотой и серебряной посудой такой ценности, что герцог Орлеанский не мог не заметить королеве Екатерине, что во Франции такой проходимец, как Виттингтон, никогда бы не смел выставить пред принцами и дворянами такой роскоши из боязни, что ее у него отнимут с извинениями или без оных.

Посреди комнаты был зажжен очаг, пламя которого было сдобрено корицей и другими пряностями, распространяющими удивительный аромат по всей комнате.

Приведя к месту хозяйку дома, король Генрих подошел к огню и громко сказал:

– Вы нас балуете, сэр Ричард! После такой роскоши как нам снова привыкать к дыму наших сырых дров? Это самый ценный огонь, когда-либо виденный мной в обоих государствах!

– Он будет еще ценнее, – сказал Виттингтон, подходя к королю.

– Вряд ли, – ответил Генрих, – если только не бросить туда корону. Но на это у меня не хватит средств, потому, пожалуй, ее придется в скором времени заложить.

Вместо ответа лорд мэр хладнокровно вынул из кармана огромную пачку пергаментов, связанных лентой, и, улыбаясь, преподнес их королю.

– Вы показываете мне это, верно, для того, чтоб отнять у меня аппетит перед обедом и тем сэкономить на мне, – вскричал Генрих, с отвращением посматривая на пачку. – Неужели вы скупили все обязательства, выданные мной в бедственные времена целой своре евреев? Не придется ли мне послать за своей короной прежде, чем уйти отсюда? Впрочем, – прибавил он, – я рад кредиторам подобного вам круга; только я боюсь, сэр Ричард, я боюсь, что много пройдет времени до тех пор, когда вы получите чистое золото вместо этих грязных пергаментов. Но ты с ума сошел, Дик Виттингтон! Дайте щипцы!

Ричард, улыбаясь, положил связку на пылающий огонь.

Генрих кинулся щипцами вытаскивать документы и чуть было не вытащил их, но лорд мэр удержал его руку.

– Да знаете ли вы, леди Алиса, – вскричал Генрих, – что стоят эти бумаги?!

– Шестьдесят тысяч ливров, – ответила она спокойно. – У мужа моего есть свои фантазии, и я умоляю ваше величество не препятствовать ему исполнить то, к чему он готовился столько времени.

– Да, сир, – прибавил Виттингтон, – вы знаете, что Господь наградил нас Своими благами…

– Ты победитель, Виттингтон! – вскричал король, с улыбкой поднимая голову. – Ты отправляешь меня за море, обязанного тебе всем. Кэт! – обратился он к жене. – Благодари его, он оказал твоему мужу великую услугу!