— Я не лгу.
Петухов вызвал конвоира:
— Приведите заключенного Филояна.
«А, — удовлетворенно подумал Гарник, — схватили наконец! Ну, теперь все выяснится».
Филоян еще в дверях увидел Гарника и на минутку остановился. Видимо, он не ожидал этой встречи.
— Заключенный Филоян, вы знаете этого молодого человека? — обратился к нему Петухов.
— Да, знаю. Мы были вместе в лагере, в диверсионной школе и вместе вылетели.
— Подтверждаете это, Адоян?
— Да.
— Между вами были личные счеты или вражда?
— Личных счетов не было, но я всегда ненавидел его, — сказал Гарник.
— Причина?
— Я вам уже говорил: расстрел пятерых, убийство Погосяна…
— Гражданин следователь, он лжет! — перебил Гарника Филоян. — Во-первых, расстреляно не пять, а шесть человек. Я тоже был в их числе. Меня вытащили из-под трупов и снова хотели расстрелять. Но какой-то полковник вмешался и предложил помиловать меня, если я соглашусь работать в немецкой разведке. Я дал согласие, — эту ошибку я признаю. Мы, все шесть человек, знали, что нас предал Гарник Адоян. Когда мы сидели в тюрьме перед расстрелом, его самый близкий друг Великанов сожалел: «Ах, почему я раньше не убил этого доносчика!..» А что касается Рубена Погосяна, то пусть Адоян наберется храбрости и скажет, — кто был его самым близким другом? Он!..
— Вы отрицаете, Адоян, что были близким другом Рубена Погосяна?
— Нет, не отрицаю.
— Вот видите, гражданин следователь? Я хочу быть правдивым до конца. Адоян еще в диверсионной школе стал шпионом, был связан с начальником школы Мейеркацом, давал ему о нас сведения, После убийства Погосяна он сам мне сказал: «Этот человек хотел всех выдать, как только нас спустят на парашютах в России». Это факт. Думаю, что Адоян не станет отрицать это.
— Ну, что теперь скажете, Адоян?
— Извините, гражданин следователь, я еще не кончил. В лагере был наш парень, который давно знал Адояна и мог много рассказать о нем. Этого парня бросили в колодец. Я знал, что это сделал Адоян. Ему ничего не стоит убить человека. Когда мы спустились на парашютах, я намекнул ему, что можно бы пойти и сдаться. Он сразу начал стрелять в меня…
— Адоян, опять все будете отрицать?
— Да! Отрицаю! Все, что здесь сказал Филоян, наглая ложь. Верно только одно: мы вместе вылетели и вместе спустились на парашютах. Мои показания вы записали. Теперь я удовлетворен, узнав, что Филоян схвачен. Эту гадину я давно готов был убить, но не пришлось… Ничего, накажите и меня тоже.
Закончив очную ставку, Петухов велел увести Филояна.
— Видите, Адоян, что нас обмануть нелегко. Невиновным притворялись, сказочки рассказывали!
— Да поймите вы, что я рассказал вам сущую правду!
— Ах ты, проклятая змея! — вскипел Петухов.
В эту минуту дверь открылась, — вошел пожилой полковник.
— Что у вас за крики, Петухов?
— С этим извергом иначе нельзя, товарищ полковник!
Гарник тяжело дышал. Уже не сдерживаясь больше, он выкрикнул:
— Я не изверг, слышите! Можете меня повесить, расстрелять, но я не изверг!.. Изверг тот, чьи слова вы приняли за чистую монету.
— Замолчите! — пригрозил Петухов.
Полковник кинул на Гарника быстрый взгляд, подошел к столу и, взяв протокол, прочел его от начала до конца. Затем, свернув протокол в трубку, распорядился:
— Пусть уведут.
Гарник пришел в свою камеру, потеряв последние надежды. Он считал расстрел неминуемым.
7
На следующий день Гарника вызвал другой следователь — Попов. Зорко поглядывая на Гарника поверх очков, он спокойно слушал его ответы и записывал их во всех подробностях. Когда Гарнику хотелось сделать пояснение, он поощрительно кивал головой:
— Да, да. Давайте! Говорите!..
Время от времени он опрашивал:
— Может, устали? Сделаем перерыв.
Деловитый следователь Попов закончил следствие за четыре дня. Он записал все, что рассказал Гарник, и по его просьбе допросил крестьян, схвативших Гарника в лесу. Свидетели подтвердили, что Гарник указал им, где искать Филояна и даже предостерег их, сказав, что Филоян при оружии… Рация была обнаружена тоже по его указанию. Факты оборачивались по новому — в пользу Гарника. Кроме того, удалось получить подтверждение, что Касабьян, по кличке «Бакенбард», действительно был приговорен советским судом к расстрелу и перебежал на сторону немцев. Конечно, он не мог быть советским патриотом, как старался представить дело Филоян. Решающим был тот факт, что фашистская разведка назначила руководителем Филояна, а не Адояна, что при поимке Филоян пытался отстреливаться, в то время как Адоян сдался беспрекословно. Оставался неясным вопрос, почему Адоян согласился идти в диверсионную школу? Здесь приходилось пока довольствоваться только искренним раскаянием Адояна.
После четырех дней усиленной работы Попов закончил дело и сказал Гарнику:
— Можете идти.
Гарник подписал свои показания и возвратился в камеру.
А через неделю его вызвал к себе полковник Морозов, тот самый, который отобрал дело у Петухова и передал Попову.
— Вот что, Адоян, — заговорил полковник, — мы вам верим. Верим, что вы советский патриот и честный комсомолец.