Плен

Тогда ему еще нравилось жить с братьями. Они постоянно о чем-то говорили, рассказывали про учебу и пацанов, отец с ними развеселился. Они докрасили крышу, починили забор, нарубили дров на всю зиму вперед. Отец покупал сладости, потому что Тема обожал сладкое. Они даже как-то жарили шашлык во дворе и пили пиво. И Вадиму они налили, хотя отец и был против. Даня возразил, что лучше пусть дома выпьет и потом будет перед одноклассниками выпендриваться, чем с ними по подворотням пробовать. Он не знал, что Вадим уже пробовал пиво тогда с пацанами и это чувство легкой ватности окружающего было ему хорошо знакомо. Они начали рассказывать, какие пакости проделывали у себя в корпусах, как лазали подглядывать за поварихой в душе, как ставили брагу из зубной пасты за батареей и блевали по очереди в туалете. Вадима поразило, что отец не просто не ругается и не наказывает за это, он смеется вместе с ними. Выходит, Вадим был прав, все из-за мегеры. Это она наказывала и запрещала, а отец – нет. Отец хороший, и все Вадим правильно сделал.

Правда, к концу лета братья начали ему надоедать. Хотелось залезть на чердак и посидеть там одному, посмотреть в трубу, потренироваться с иглой или просто подумать о чем-то. Но братья были везде, отовсюду раздавались их голоса, они занимали туалет и раковину, они съедали всю еду, они смотрели с отцом телевизор, они спали в комнате, которая раньше была только его, они заняли две полочки в шкафу и повесили свои рубашки поверх его куртки и школьной рубашки. И даже туфли теперь ставить было некуда, хотя он убрал с полочки на чердак свои и отцовские зимние ботинки. И зубные щетки они ставили в его стакан, а не в отцовский, и они там соприкасались щетинками, и Вадим вспоминал про микробы и инфекции. Именно поэтому Вадим и решил соорудить для своей будущей семьи подвал – всегда можно закрыть люк, и они не будут мешать ему и раздражать разговорами.

Даня раздражал меньше, он был спокойнее и старался что-то сделать по дому, прибрать, прикрутить, покрасить. А Тема постоянно бегал по друзьям, иногда возвращался к ночи и гремел посудой в холодильнике, выискивая самые лакомые кусочки. Сначала Вадим долго не мог уснуть, ожидая, когда Тема наконец вернется. А когда почти засыпал, Тема возвращался и шумел, и от этого просыпался Даня, вздыхал, переворачивался на другой бок и засыпал обратно. Вадим так не умел и сильно злился. Он спал чутко и даже с отцом постоянно просыпался от каждого случайного звука, скрипа пружины или покашливания. Поэтому к концу лета Вадим, измотанный постоянным недосыпом, начал тихо ненавидеть Тему. И хотя каждое утро после его позднего возвращения Даня ругал Тему и грозил поставить его на тумбочку, ничего не менялось. Тема обещал, что это в последний раз, но Вадим знал, что он врет.

Когда они наконец уехали, Вадим почувствовал облегчение. Отец, правда, затосковал и часто пытался разговаривать с Вадимом. Он расспрашивал о том, подал ли он документы в училище, какой следующий экзамен, но Вадим отвечал односложно. Он не понимал, о чем говорить с отцом, и все эти их беседы больше напоминали ему допрос. Он видел, что отец на самом деле хотел бы сейчас говорить с Темой или Даней, с которыми получалось веселее, интереснее, и обижался на это. Он ведь тоже был его сыном, причем единственным, кто не бросил его, кто заботился о нем, но отец почему-то все равно больше любил старших. Ничего, его дети будут любить только Вадима, может быть, они вообще не узнают, что на свете бывают другие люди, кроме него.

22:17. Нина

Нина была потрясена. Вот что ее ждет! Старый гад, который украл ее, чтобы продержать взаперти много лет, пока она не привыкнет к нему и не родит ему детей. Значит, он спать с ней собрался. И что, Нина до самого совершеннолетия проторчит в этом затхлом подвале, чтобы потом этот урод насиловал ее до тех пор, пока она не забеременеет? А потом она будет с ним жить? Это вот такая у нее будет семья? Не с Витей, который потом станет похожим на дядю Ваню, а с этим вот?

Раньше Нине не нравилось у дяди Вани, куда Катька отводила ее, чтобы не брать с собой. У него в квартире постоянно пахло чем-то вроде жареной картошки. И жил он неаккуратно, как и другие старички, у которых бывала Нина. Они будто состаривались вместе с вещами и переставали замечать, что посуда откололась, обои выцвели, покрывало продырявилось, а половики вытерлись и крошатся на пол длинными матерчатыми волокнами. Все это стало некрасивым, и по нынешнему виду можно было только догадываться, какими эти вещи были раньше и за что их выбрали, купили и принесли в этот дом.