Плавучая станица

— Кто его знает. Куда-то в верховья… Вы подходили к берегу, а катер вышел из камеры шлюза и направился вверх по реке.

Василий медленно побрел домой. Впервые за все время своего пребывания в станице он почувствовал, что им действительно допущена грубая ошибка. Теперь ему было ясно, что, решая судьбу Прохорова, он поступил неправильно. Больше всего его угнетало то, что история с Прохоровым затронула его отношения с Груней. Не послушав ее, так же как в свое время и Антропова, он сам оказался во всем виноват.

Посидев дома и нехотя отвечая на тревожные вопросы Марфы, Зубов пошел к Прохоровым, чтобы расспросить Ивана Никаноровича о происшествии на Донце.

Василий думал, что Прохоровы еще не знают о приезде Бардина и о заявлении Пимена Талалаева.

Открывая дверь, Груня вышла из комнаты с заплаканными глазами и сердито сказала Василию:

— Ну, кто ж из нас прав? Что вы теперь скажете?

Иван Никанорович бросился навстречу Зубову и забормотал, жалобно моргая:

— Я во всем виноват, Василь Кириллыч… Это я вас подвел… Не выдержал, заснул на посту…

Мягко отстранив досмотрщика, Зубов присел на табурет.

— Ну, что ж вы скажете? — повторила Груня.

Василий помолчал. Видимо, ему очень не хотелось говорить, но он, подняв глаза, посмотрел на Груню и сказал:

— Да, я ошибся, и во всем я виновен больше, чем кто-либо другой. Что же касается вашего отца, то вы были правы: нам с ним следовало расстаться, и не потому, что он плохой человек, а потому, что он слабый человек. Я не учел этого и не понял, какой вред, помимо своего желания, может принести ваш отец. Так оно и случилось. Я отвечу за поступок Ивана Никаноровича, и это послужит мне хорошим уроком…

— Что ж мне теперь делать, Василь Кириллыч? — растерянно спросил Прохоров. — Куда ж я теперь пойду и как жить буду?

Зубов тряхнул головой:

— Вы не падайте духом, Иван Никанорович. Ваш проступок совершен без злого умысла, и никому в голову не придет жестоко наказывать вас. Мы подумаем, какую работу вам подыскать, но… выполнять обязанности досмотрщика вам действительно не под силу…

Смущенно посмотрев на постукивающие между окнами ходики, Иван Никанорович подошел к Зубову:

— Мне пора идти на дежурство… Как же теперь, Василь Кириллыч… идти на пост или же оставаться дома?

— Вас еще никто не освободил, Иван Никанорович, — сказал Зубов, — значит, надо идти на пост. Идите, а я сегодня наведаюсь к вам.

Как только досмотрщик ушел, Василий тоже поднялся. Он взял притихшую Груню за руку и тихо сказал:

— Прости меня, Грунечка… Я знаю, как тебе тяжело…

Он ушел от Прохоровых, вызвал моториста и отправился на участок.

На другой день вся станица говорила о случае на Донце и о заявлении бригадира Талалаева. Почти все рыбаки осуждали Пимена и высказывали предположение, что бригадир мстит Зубову за конфискацию улова.

Егор Иванович, узнав о поступке Пимена, сплюнул и сказал презрительно:

— Он хищник. Стервятник.

Архип Иванович посоветовался с Мосоловым, съездил в райком партии и попросил Назарова вмешаться в дело Зубова и посоветовать начальнику Рыбвода не делать поспешных выводов.

— Ладно, — сказал Тихон Филиппович, — завтра я приеду в станицу и поговорю с Бардиным. А вы подыщите для досмотрщика подходящее место, потому что он в один прекрасный день еще не так подведет вашего инспектора…

На следующее утро секретарь райкома приехал в станицу, зашел на катер к Бардину и долго разговаривал с ним о Зубове и о Талалаеве.

— Вы имейте в виду, — сказал он, расхаживая по каюте, — ваши рыболовецкие артели значительно отстали от полеводческих колхозов, причем отстали не только по методам ведения хозяйства, но и по результатам своего хозяйничанья на реке. В этом мы все виноваты, и нам давно пора всерьез заняться этим делом. Надо научиться управлять рыбными запасами, а без народа тут ничего не получится.

Сунув руки за пояс, он остановился перед Бардиным и заговорил, отделяя слово от слова:

— Вы, товарищ Бардин, плохо знаете своих людей: этот ваш парень-инспектор будет неплохо работать. Ошибся он? Так. Надо его поправить. А таких, как Талалаев, следует воспитывать самыми жесткими мерами. Какой он бригадир? Это шкурник и рвач. Его надо гнать из бригады, а если он не исправится, надо избавить от него артель. Иначе он будет пакостить рыбному хозяйству и повиснет на артели стопудовой гирей. А этого, как его, Прохорова, можно перевести на другую работу. Мне говорили, что у Головнева в рыбцехе есть свободные места весовщиков-засольщиков, приемщиков. Вот Прохорова и можно определить на одно из этих мест…

— Мне все понятно, товарищ Назаров, — сказал Бардин. — Конечно, Талалаева надо удалить из бригады. А что касается Зубова, то он человек молодой, неопытный и ему нужна помощь. То, что ему удалось начать на участке большое и нужное дело, — очень хорошо. Но он еще не раз будет спотыкаться, и я прошу вас помочь ему в работе.

Перед отъездом из Голубовской Назаров через Архипа Ивановича вызвал Зубова в райком.

— Только пусть он не задерживается и приедет сегодня же, — сказал Тихон Филиппович. — Завтра он меня уже не застанет, я буду занят в колхозах.