Платоника и Плутос

То Платоника была ангел Божий.

Поджавши крылья белые свои, распрямить их не решила.

Лик ее светился доброй лаской ко всем твореньям существам и схожий

С нею святый муж живет в уединенье и молит Бога о прощенье.

А она, вразумить решила знакомого плута.

“Горделив ты Плутос, не пастырь для стада ты, а искушенье.

То Божье попущенье, вот воцаряется луна,

И мысли сеешь злые, для чего мужа Каролины потревожил?”

Платоника неловко говорила, тихо укоряла.

Плутос с коварством отвечал – “Я порок не множил,

Лишь подтолкнул слегка, чтобы он впоследствии упал, Каролина же о его приходе знала.

И вправду я букашка, но раздавши каждому по черному зерну,

Глядишь да и взойдет оно, а шепот мой зловещ,

Люди охотно слушают мои козни, ведь в переводе я есть – богатство.

А как любят они достаток, не говоря о золоте, или иная златая вещь,

То устарело, богатство есть наслажденье плоти, вот что почитают нынче за блаженство.

Тот богач кто многих женщин знает, и кто яства заморские вкушает.

Драгоценности нынче не в почете, удовольствия – вот чем искушаю я”.

Платоника вознегодовала – “За что ты так их ненавидишь, что тебя так раздражает?

Знаю, не ответишь, гордыня воспротивиться признаться в слабости пред людьми”.

“Что и ты слаба?” – заявил лукавый.

“Они из притчи Спасителя блудные сыны, вернувшись, всех дороже.

Уготованы им пиры, замысел Творца тот тайный”.

Имели они малые чины, но стояли доблестно на страже

Душ человеческих, многого не понимали, но наказы с честью соблюдали.

Лишь изредка встретившись, у дуба ворковали.

И встреча их не была случайной, поджидали явленье пары званной,

Молодые люди, покинув города предел, к уединенью устремились.

Встреча их казалась тайной.

Платоника и Плутос за дубом скрылись.

Деву прозывали некогда Аэллой, а юношу “любящего Бога” Амадеем.

Скромны и жизни коротки, до описанья снизойти,

Увольте, извольте вас самим представить Еву пред змием,

Страдали оба от всепоглощающей любви, но не решались ближе подойти,

Вкусить плода запретного не спешили, днем одним лишь жили.

Аэлла подобна райскому цветку, с лилией лишь сравниться,

Ручки и личико белы, портреты старины образ тот изжили,

Не украшает то, что и так прекрасно, невинность в ней хранится.

Амадей кроток сердцем, силу отвергает он и всякую вражду,

Поэт в отношенье жизни, возвышено его мироустройство.

Познания малы, подвергается частому ума труду.

Одним словом – поэт и муза, решили под тенью дуба поэму сотворить.

Аэлла присевши на мягкую траву, мягко говорила.

“Удобный день сегодня, ты мне почитаешь?

Поведай новые стихи и рифмы прозы, ведь давно уже просила”.

“Извини Аэлла, я не смею, понимаешь,

Разве могу говорить о том, чего еще в природе нет.

Вот напишу, красоту досконально опишу, тебе одной все творенья посвящу”.

Говорил юноша, смущаясь, долго смотреть на девушку не мог, осенял тот свет,

Млел и ужасался, низость познавал свою; но духов вновь украдкой навещу.

Они вблизи стояли, наблюдали, невидимы для глаз людских.

Являются лишь к святым, либо грешникам в час паденья.

Вслушивались в слова, и Плутос, усмехнувшись, глаголал стих.

“Молодость глупости сродни,

Сердечки ангельски чисты покуда не взойдут ростки,

Напомню о теле, про красоты наготы,

И с жадностью вовлекутся во грехи”.

Платоника, не замечая, говорила тихо перебивая.

“Благочестивы дети, мудры, ведь греха не знают,

Не помышляют о дурном, от искушенья отвращая

Взоры, любовью платонической алеют,

Прикоснуться к телу они не смеют, и помыслить, и поцелуй неведом им,

В отношеньях их, бесполезен твой укор”.

“Значит, будет спор”.

Намекнул лукавый бес голос таинственно понурив.

“Мы и так враждуем, за души человеческие воюем”.

Платоника мудро возражала, ведь спор есть суета.

“Всего разок, какое дело, уговора правила просты.

Обещаюсь честным быть, слова мои не клевета.

И вдобавок мы проверим, так ли любви костры

Пахнут благовоньем или тленом, сильна ли человечья воля,

Любовь платоническая существует ли среди людей младых?

Амадей и Аэлла смогут ли руки удержать, не скрою

Предрекаю победу скорую свою в споре, несмотря на то, что я самый младший из родных.

Так что же, будешь пари держать, али нет?”

“Пора бы твою гордость усмирить.

Двое любят, но не осквернят друг друга прикосновением вовек,

Совесть не позволит им, и мысли блудные не возникнут, не испить

Им чашу полную греха, ни одного глотка, и когда

Проиграешь ты, то попросишь у Господа прощенье”.

Сказала ангел, а бес ухитрился как всегда.

“Тогда и ты себе крылья срежешь в знак паденья,

Скитаться станешь средь людишек бесплотным духом,

А если проиграю я, то так и быть, от гордыни отрекусь.

Но посмотри, ведь они так юны, кровь играет и бурлит, рукою любят, а не ухом,

Созрело тело их для ласк, для поцелуев страстных, берусь

Нехотя за искушенье, ведь нужен им лишь один щелчок”.

“Желаешь их разрушить, я же попытаюсь сохранить.

До венчанья девство чисто понесут, минет срок

Мучений, пред алтарем предстанут, где Господь их изволит соединить”.

На том условились они, силы духи направили в русло

Правды и неправды, верности и измены, порок и непорочность чувства.

На сегодня пару решили в покое оставить, дабы завтра