Платон, сын Аполлона

Платон проснулся до восхода солнца, ещё раз обдумал своё решение, затем отправился на берег Кефиса и встретил там пробуждение Гелиоса, Феба и Аполлона.

Философ стоял у высокого тёмного лавра, посвящённого Аполлону, и слышал, как задрожала его листва, приветствуя восход солнца. Платон сорвал один лист и приложил его к губам, сказав:

   — Я молчу, а ты скажи.

Этим жесту и словам научила его когда-то мать, сказав, что так повелел обращаться к нему с просьбой о пророчестве сам Аполлон.

Лучи ещё не коснулись реки, но вода уже отражала их игру среди листьев деревьев, сверкая тысячами огоньков.

«Я молчу, а ты скажи», — мысленно повторил свою просьбу Платон и услышал в ответ отдалённые звуки флейт — это отозвалась клепсидра, прогоняющая последние сны обитателей Академии.

   — Разве это знак? — спросил Платон, отняв лавровый листок от губ, и улыбнулся, подставив лицо свету и теплу. — Но я чувствую всей душой твоё одобрение — мне радостно.

Спевсиппу и Ксенократу он сказал, что они тоже отправятся вместе с ним в Сиракузы.

   — Дионисий молод, и вы быстрее найдёте с ним общий язык, чем я. И будете для него образцом того, какой может быть молодость: умеренной в жизни и страстной в познании. Явите ему себя такими, постарайтесь увлечь его своим примером, а я укажу ему путь.

Надзор за всеми делами Академии на время своего отсутствия Платон поручил Эвдоксу Книдскому.

В Сицилию друзья отплыли из Пирея вместе с военным посольством, которое направило к Дионисию Народное собрание.

Когда Платон впервые прибыл в Сиракузы, Диону было не более двадцати. Теперь же Диону было столько, сколько тогда Платону. Конечно, он переменился, но, кажется, к лучшему. Во всём его облике угадывался человек зрелый, уравновешенный, сильный, умудрённый жизнью, живущий мыслями. Приятным в Дионе было и то, что в главном своём желании он остался прежним: как и раньше, считал, что сиракузцы должны быть свободными и жить под управлением лучших законов.

   — Две вещи необходимо привить Дионисию, чтобы он стал хорошим правителем: любовь к мудрости и любовь к справедливости, — сказал Платону Дион, когда они обсуждали метод, как наставить Дионисия на путь истины. — Ему надо привить любовь к прекрасному, содействие которому только и можно назвать божественным делом. Думаю, что его увлечёт возможность заняться божественным делом. Он честолюбив.

Дионисий-младший, как когда-то и его отец, устроил в честь приезда Платона пир. Все тираны, должно быть, полагают, что это лучшее, чем можно почтить достойного человека. Но истинному философу принесли бы большую радость ласковая встреча, дружеская беседа, внимание и забота. Во время пира напиваются и орут, отчего начинаешь чувствовать себя как на скотном дворе. Есть иной пир, истинный пир духа, о котором знают только философы. А этот праздник был кутежом чревоугодников и пьяниц. Во всяком случае, таким показался Платону.

Видя, что гость мало ест и совсем не пьёт, Дионисий подсел к нему и спросил, дыша чесноком и вином:

   — Тебе не весело, Платон?

   — Я не могу веселиться, когда вижу, как бесполезно утекает время, — ответил Платон. — Сократ говорил: «Пока каменотёсы бездельничают, камни растрескиваются от холода и жары».

   — Если хочешь, мы хоть сейчас начнём беседу... Тихо! — крикнул он, привстав. — Тихо! Сейчас мы будем беседовать! Давай. — Повернулся он к Платону. — Начинай свой урок! А мы тебя все послушаем. Слушать всем! — Приказал он громко и плюхнулся на ложе рядом с Платоном.

Философ растерялся, не зная, что делать, но тут всё само собой разрешилось: Дионисий уснул. Его хотели отнести в покои, но он проснулся, забыв, к счастью, о чём шла речь. Потребовал вина и вернулся на своё место, приказав впустить танцовщиц.

Утром ему, разумеется, рассказали, что происходило во время пира — постарался Дион. Он же пристыдил Дионисия и посоветовал немедленно позвать к себе Платона и извиниться за вчерашнее. Дионисий согласился, но сказал Диону:

   — Хотя ты мне и родственник, но советов о том, как себя вести, я впредь не потерплю. Ты меня не предупредил, что Платон не пьёт. Все здешние философы пьют, а он нет.

   — Все здешние философы считают, что главное в жизни — удовольствие. А Платон считает, что главное в жизни — спасение души для жизни вечной и блаженной.

   — Ладно, потом мне это растолкуешь. А сейчас позови Платона, — повелел Диону юный тиран.

Когда Платона провели в библиотеку, собранную Дионисием-старшим, он остановился на пороге, удивлённый тем, что тиран поджидает его не один. Вокруг него сидели молодые люди, которых Платон видел прошлой ночью на пиру, и, громко смеясь, судачили о вчерашних пьяных приключениях.

   — Входи, входи! — не поднявшись с места, сказал Платону Дионисий, махнув рукой. — Это мои друзья, они тоже хотят послушать тебя. Не хочешь ли вина? — спросил он. — Думаю, не хочешь. А нас всех мучает жажда, — засмеялся он. — Вот, кстати, философская мудрость: чем больше пьёшь вина вечером, тем больше хочется утром. Или ты так не считаешь?