– Ты полна жалости к себе, и ты меня не слушаешь, – упрекнула госпожа Пруст. – Она сама тебя найдёт. И ты об этом узнаешь. О да, узнаешь, не сомневайся. – Госпожа Пруст запустила руку в карман, извлекла круглую жестяную коробочку, поддела чёрным ногтем крышку. У Тиффани защипало в носу. – Понюшку? – спросила она, предлагая жестянку Тиффани. – Грязная привычка, что правда, то правда, но зато сосуды прочищает и помогает думать. – Она взяла щепоть коричневого порошка, высыпала на тыльную сторону руки и вдохнула порошок с таким звуком, с каким всасывает воздух осипший гудок. Откашлялась, проморгалась и пояснила: – Ну да, бурые сопли не всем по вкусу, но по мне, так для облика злобной ведьмы – самое то. Кстати, скоро и ужин принесут.
– Нас ещё и накормят? – удивилась Тиффани.
– Ну да, они тут народ порядочный, хотя вино в прошлый раз, на мой взгляд, оставляло желать, – отозвалась госпожа Пруст.
– Но мы же в тюрьме.
– Нет, дорогуша, мы – в полицейском участке. И хотя никто не говорит об этом вслух, но нас здесь заперли ради нашей же безопасности. Понимаешь, остальные-то заперты по ту сторону двери, и хотя стражники иногда изображают из себя болванов, на самом деле ума им не занимать, иначе – никак. Они отлично понимают, что людям нужны ведьмы; а им самим нужны неофициальные лица, которые понимают разницу между «хорошо» и «плохо», и когда «хорошо» – это плохо, и когда «плохо» на самом деле хорошо. Миру нужны люди, работающие на самой грани. Нужны люди, умеющие сглаживать неровности и неудобства. И справляться с мелкими проблемами. В конце концов, почти все мы – только люди. Почти всё время. И почти каждое полнолуние капитан Ангва приходит ко мне за лекарством от чумки.
Из кармана вновь появилась табакерка. Повисла долгая пауза.
– Но чумкой болеют только собаки, – наконец выговорила Тиффани.
– И вервольфы.
– О. Мне сразу почудилось в ней что-то странное.
– Она, между прочим, отлично справляется, – сказала госпожа Пруст. – Делит спальню с капитаном Моркоу и никого не кусает, хотя, если задуматься, капитана Моркоу она с вероятностью покусывает, ну да это их дело, свечку-то никто не держал, так ведь? Порою то, что законно, – не обязательно хорошо, и порою, чтобы распознать разницу, нужна ведьма. А иногда и коп, если это правильный коп. Умные люди это понимают. Глупые – нет. А беда в том, что глупцы ужас до чего любят умничать. Да, кстати, милочка, твои шумные маленькие друзья сбежали.
– Да, знаю, – кивнула Тиффани.
– И как им только не стыдно, они же торжественно пообещали страже, что никуда не денутся? – Госпожа Пруст со всей очевидностью гордилась репутацией вредины.
Тиффани откашлялась.
– Ну, наверное, Явор Заядло сумел бы вам объяснить, что есть время держать обещания и есть время нарушать обещания и только Фигль умеет распознать разницу.
Госпожа Пруст широко ухмыльнулась.
– Прямо можно подумать, что ты родилась в городе, госпожа Тиффани Болен!
Если нужно посторожить то, что сторожить необязательно, потому что никто в здравом уме этого не сопрёт, то капрал Шноббс – вот нужный вам человек (за неимением лучшего слова и в отсутствие весомых биологических свидетельств обратного). В данный момент он стоял среди тёмных, похрустывающих под ногами руин «Головы Короля», дымя отвратительной сигаретой: он загодя закатал все вонючие бычки предыдущих сигарет в свежую папиросную бумагу и теперь затягивался мерзкой смесью до тех пор, пока не закурился дымок.
Он не заметил, как чья-то рука сдёрнула с него шлем, и едва почувствовал мастерский удар по лбу, и уж, конечно, не ощутил, как мозолистые ручонки снова водрузили на него шлем и уложили бесчувственное тело на землю.
– Ок, – хрипло прошептал Явор Заядло, озирая почерневшие балки. – Времени у нас мал-мала, ясенный пень, так что…
– Ну-ну, я так и знал, что вы, угрязки паршивые, сюды возвернётесь, если подождакать подольше, – раздался голос в темноте. – Как пёс возвращается на блевотину свою, так глупый повторяет глупость свою, а преступник возвращается на место преступления![32]
Стражник, известный под именем Чокнутый Крошка Артур, чиркнул спичкой, которая отлично заменяла ему факел. Металлическая пластина, которая служила ему щитом, а стражнику-человеку – значком, звякнув, упала на мостовую. – Это шоб вы узырили, что я не при исполнятельстве, ок? Нету бляхи, нету и копа, ах-ха? Просто хотел поглянуть, с чего б вы, чучундры негодные, грите как надо, навроде меня, потому как, ясно дело, я-то не Фигль!
Фигли дружно обернулись на Явора. Тот пожал плечами и осведомился:
– Ну а кто ты таковский, по-твоему?
Чокнутый Крошка Артур взъерошил пальцами волосы, но оттуда ничего не посыпалось.
– Ну дык мои мамка с папкой грили, я лепрекон, навроде их…
Он умолк, потому что Фигли восторженно завопили и загикали, от избытка восторга похлопывая себя по ляжкам, а веселье это обычно продолжается довольно долго.
Чокнутый Крошка Артур терпел сколько мог, но наконец не выдержал и завопил:
– По мне, так не смешняво ни разу!