Платье цвета полуночи

Держа Брайана за обмякшую руку, Тиффани осторожно выглянула из-за его плеча. Остальные стражники тоже плакали, и плакали особенно отчаянно, потому что знали: они – крепкие, сильные мужчины, или, по крайней мере, хотят на это надеяться, так что не пристало им нюни распускать. Но барон всегда был тут, был частью их жизни, как рассвет. Что греха таить, может, он и задавал им головомойку, ежели кто уснёт на дежурстве или у кого, скажем, меч затупился (несмотря на то, что ни одному стражнику на памяти нынешнего поколения мечом пользоваться не приходилось, разве только чтобы вскрыть банку варенья); но, в конечном счёте, он же барон, а они – его вассалы, и вот теперь его не стало.

– Спроси её про кочергу! – завизжала сиделка из-за спины Брайана. – Ну же, спроси её про деньги!

Лица Брайана сиделка не видела, в отличие от Тиффани. Вероятно, его снова пнули в зад, и он разозлился не на шутку.

– Прости, Тифф… то есть госпожа, но вот эта дама тут говорит, ей кажется, ты совершила убийство и ограбление. – Судя по лицу Брайана, сам он так не думал и отнюдь не искал неприятностей на свою голову, менее всего – от Тиффани.

Тиффани вознаградила его сдержанной улыбкой. Никогда не забывай о том, что ты ведьма, напомнила себе она. Не кричи о своей невиновности. Ты сама знаешь, что невиновна. Тебе не нужно ни о чём кричать.

– Барон по доброте своей дал мне денег за… за то, что я за ним ухаживала, – объяснила Тиффани, – вероятно, госпожа Лоск нечаянно его услышала, и у неё сложилось ложное впечатление.

– Это целая куча денег! – побагровела госпожа Лоск. – Здоровенный сундук под кроватью барона был открыт!

– Всё это правда, – подтвердила Тиффани, – и, по всей видимости, госпожа Лоск нечаянно слушала уже довольно долго.

Кое-кто из стражников прыснул, отчего госпожа Лоск рассвирепела ещё больше, если, конечно, такое возможно. Она решительно протолкалась вперёд.

– Ты станешь отрицать, что стояла здесь с кочергой, засунув руку в огонь? – закричала она. Лицо у неё раскраснелось, как у индюшки.

– Мне бы хотелось кое-что сказать, если не возражаете, – перебила её Тиффани. – Это очень важно. – Она чувствовала, как нетерпеливая боль рвётся на волю. Руки сделались холодными и влажными.

– Признавайся, ты творила чёрную магию!

Тиффани вдохнула поглубже.

– Я не знаю, что это такое, – промолвила она, – но я точно знаю, что над самым своим плечом я удерживаю последнюю боль барона и мне нужно как можно скорее от неё избавиться, а здесь я от неё избавиться не могу – слишком людно. Будьте так добры, мне нужно открытое пространство, причём прямо сейчас! – Тиффани оттолкнула с дороги госпожу Лоск, а стражники тут же расступились, к вящему раздражению сиделки.

– Не выпускайте её! Она улетит! Ведьмы всегда так делают!

Тиффани хорошо знала внутреннее устройство замка; да кто его не знал-то? Если спуститься по лестнице, попадёшь во внутренний двор – туда-то она и поспешила, чувствуя, как боль встрепенулась и расправляет щупальца. Если хочешь держать боль под контролем, нужно думать о ней как о каком-то звере, но это действует только до определённого момента. Примерно до… вот до этого момента и действует.

Рядом возник сержант, и Тиффани схватила его за руку.

– Подбрось свой шлем вверх, – с трудом выговорила она сквозь сжатые зубы, – и не спрашивай зачем!

У сержанта хватило ума повиноваться приказу: он запустил шлем ввысь, точно суповую тарелку. Тиффани швырнула боль следом, и та обрела свободу: девушка всем своим существом ощущала её жуткую скользящую шелковистость. Шлем замер в воздухе, словно натолкнувшись на невидимую стену, рухнул на булыжную мостовую в облаке пара и согнулся едва ли не вдвое.

Сержант подобрал его и тут же выронил снова.

– Да он к чертям раскалился! – Он вытаращился на Тиффани, которая, прислонившись к стене, хватала ртом воздух. – И ты вот так забираешь боль изо дня в день?

Тиффани открыла глаза.

– Да, но обычно мне хватает времени, чтобы куда-нибудь её слить. Вода и камень не слишком-то подходят, а вот металл вполне надёжен. Не спрашивай почему. Если я начну задумываться, как это работает, оно не сработает.

– А я слыхал, ты ещё всякие штуки с огнём умеешь делать? – восхищённо спросил сержант Брайан.

– С огнём легко работать, если голова ясная, но вот боль… боль даёт отпор. Боль живая. Боль – это враг.

Сержант снова опасливо нагнулся за шлемом, надеясь, что он достаточно остыл.

– Надо будет успеть выпрямить вмятину, пока босс не заметил, – начал он. – Ты ж знаешь, он за порядком бдит в оба глаза… Ох. – Брайан уставился в землю.

– Да, – отозвалась Тиффани как можно мягче. – К этому придётся привыкать, верно? – Она молча протянула стражнику свой носовой платок, и тот шумно высморкался.

– Но ты умеешь забирать боль, – начал он, – значит, ты можешь и?..

Тиффани предостерегающе подняла руку.