— Тебя не беспокоит, что кто — то должен был умереть, чтобы мы были вместе?
— Нет. Нисколько.
Она сразу почувствовала, что упоминать об этом было ошибкой, и его ответ стал тому доказательством.
Он коснулся ее подбородка большим пальцем.
— Тебя это напрягает?
— Есть немного.
— Отлично. Тогда позволь мне объяснить. У нас был десятилетний контракт, который должен был быть пересмотрен через год, за исключением того, что она имела право оставить текущие условия по своему усмотрению. Я не мог провести с ней ни минуты, но мне нужно было сохранять спокойствие. У меня есть активы, и фабрика принадлежит мне. Я мог бы открыть другую компанию, но она могла бы забрать мое имя. В конце концов, мое имя — это все, что у меня есть, что чего — то стоит. Она дала понять, что примет это через секунду. Итак… — Он глубоко вздохнул. — Мне пришлось организовать это так, чтобы договор вообще мог быть предметом переговоров, а затем я мог исправить пункт о товарных знаках и авторских правах. И для этого просто… мне нужно было усыпить ее бдительность. Как — то так.
— И ее смерть означала, что ты всего этого избежал.
— Чувствую себя не очень, когда говорю об этом.
— Что ты собирался сделать, чтобы ей было достаточно комфортно, чтобы позволить тебе убрать этот пункт?
— Честно? — Он развернул ее и застегнул верхнюю пуговицу на пальто.
— Честно.
— Честно говоря, — сказал он, поглаживая линию плеч ее куртки, — поскольку ничего этого никогда не происходило, я не думаю, что должен говорить, и я лучше пальцы под оверлок подставлю, чем буду об этом говорить.
Ответ был принят без колебаний. Оверлоки — дьявольские машины, а его пальцы слишком ценны.
***
В модельном квартале Лору с Джереми СМИ было не достать. Улицы были заполнены людьми, бежавшими в метро, вызывавшими такси и ожидающими автобусов. Конец дня для многих для них был полуднем, поэтому они, взявшись за руки, шли к фабрике навстречу холодному ветру. Случайные знакомые обменивались с мужчиной лишь кивком или быстрым рукопожатием, а благодаря его присутствию, то и она тоже. Они шли достаточно быстро, не отвлекаясь на разговоры или слишком долгие приветствия, и чем дальше они проходили на запад, таких приветствий становилось меньше.
— Собираешься зайти к маме? — спросил Джереми.
— Не сегодня. Звонила ей, она сказала, что устала от меня. Думаю, ей надоело, что я задаю вопросы об отце.
— Надеюсь, ты его найдешь, Лала.
Против этого имени из его уст Лора не возражала, потому что Джереми приобнял ее за плечо, когда произносил его.
— Ага. Мне кажется, что чем больше пытаюсь понять, тем меньше вариантов, где он может быть. То есть, я знаю, что он где — то здесь. По крайней мере, был несколько дней назад. И чем больше времени уходит на его поиски, тем меньше вероятность, что он останется здесь.
— Думаю, он сам тебя найдет.
— Если бы он хотел со мной встретиться, то оставил бы в письме номер.
— Если бы он не хотел, чтобы его нашли, отправил бы его по почте. Со штампом, а не оставил у двери.
— Ну, я бы все равно не знала, что ему сказать. За исключением: «Я тебя ненавижу». И спросила бы, где платье. Потому что он знает. На прошлой неделе отец просто свалил меня наповал, и выяснилось, что великий принц в городе. Он точно замешан.
— Ты говорила, что платье было у великого принца.
— Он принимает меры, чтобы его уничтожить или перевезти. Подумай, Джереми. Он не будет делать это сам, так же как и ты не собираешься стирать свою одежду. Но он, вероятно, здесь из — за вчерашнего происшествия, подчищает следы. Не хочет, чтобы кто — нибудь знал, что его жена — мужчина. Иначе потеряет свою корону и все деньги, что с ней связаны.
— Какой смысл быть принцем, если не можешь изменить законы?
Как обычно, он был прав. Прагматик.
— Ты знал, — спросила она, — что я выросла в пяти кварталах от фабрики на 40–й улице? «Адская кухня» находится именно там. На восток и чуть выше. По другую сторону туннеля.
Он обернулся.
— Так это была ты.
— Помнишь, девчонку без отца, которая пачкала штаны по три раза на недели?
— А ты помнишь, ребенка в прозрачной пластиковой маске, который таскал с собой кислородный баллон?
Она глубоко вздохнула, прежде чем сказать:
— Да.
Когда он остановился, Лора зажмурила глаза. Она не хотела, чтобы Джереми вспоминал все те ужасные вещи, но она и ее окружение были жестоки к нему, и пришло время отвечать за свои действия. Открыв глаза, Лора увидела, что он стоит перед ней, уставившись в ее лицо, словно решая сложную математическую загадку.
— Джереми, если я посмеялась над тобой или причинила боль, мне очень жаль. Я почти не помню. Это не оправдание, но… — Но ничего. — Я помню, как ты проверял ткань на погрузочной платформе, когда тебе было восемь или девять лет. И я помню тебя по очереди из лимузинов, когда тебе было лет тринадцать. Я вспоминаю тебя таким, каким ты был. Ты был ребенком, которого мы боялись. Это все, что я помню, и то, только потому, что вернулись воспоминания об отце.
Обычно ему даже не приходилось говорить, чтобы она догадалась, что ему нужно. Лора перестала беспокоиться и посмотрела в глаза мужчине.