Пластмассовый космонавт

– Я хочу, чтобы все узнали об этом преступлении. Потому что если продолжать молчать и тем позволить распространиться раковой опухоли бесчестия, то она погубит всё то хорошее, что было сделано великими людьми.

Глава 17

Дней до старта оставалось всё меньше. Сегодня в половине одиннадцатого утра в кабинет к Беркуту мимоходом заглянул генерал Камчатов:

– Алексей Поликарпович, бросайте все свои дела и пошли, через пятнадцать минут начинается партийное собрание! – с порога позвал он. Но, заметив на рабочем столе яркую обложку американского журнала, «Черномор» заинтересовался. Не владея иностранными языками, полистал журнал, с любопытством разглядывая качественные иллюстрации и фотографии. И с каким-то опасливым выражением лица положил обратно, многозначительно посоветовав:

– Вы поосторожней с этим, Павел Поликарпович, за такое знаете…не только партбилетом можно поплатиться…Забыли, как после Кореи вас целых полгода трясли? А ведь могли и по этапу пойти, если бы «Хозяин» на ваше счастье не умер.

Конечно Беркут ничего не забыл. Такое не забывается… Когда его МИГ сбили в Корее, и он чудом избежал плена, его вначале представили к награде и отправили в Союз на лечение и за наградой. А дома начали таскать на допросы в министерство Госбезопасности. Следователей очень интересовало, что произошло за те несколько дней, пока о судьбе сбитого лётчика ничего не было известно, и не завербовали ли его за этот срок американцы. В его объяснения чекисты не верили, желая разоблачить в нём шпиона. Родное начальство предвидя плохой исход и желая подстраховаться, назначило дату партийного собрания с повесткой об исключении коммуниста Беркута из партии. И лишь внезапная смерть Сталина остановила раскрутившуюся следственную машину…Такое не забывается.

«Красный уголок», в котором раз в неделю проводились партсобрания, был размером со школьный класс. Стены сплошь покрыты наглядной агитацией – плакатами, фотографиями партийных съездов и вождей, вырезками из центральных газет – «Правды», «Известий», «Красной звезды». Слева от двери, у дальней стены, на задрапированном кумачом постаменте, на фоне почётных знамён, обязательный для каждого «святилища» атрибут – массивный бюст Ленина, а над ним парадный портрет генсека Брежнева.

Тема собрания посвящалась предстоявшему старту.

– Думаю нашим товарищам не надо напоминать, какое важное и ответственное дело им доверено, – хорошо поставленным голосом диктора советского телевидения вещал парторг, пристально глядя на сидящих перед ним на первых двух партах членов основного экипажа и их дублёров. – Что постройка корабля, на котором они полетят, обошлась государству в десятки миллионов рублей, а наш народ ведь ещё пока стоит в очередях за самым необходимым, не имеет нужных товаров. Государство на многом вынуждено экономить ради славы страны…

Первым с ответным словом, как и полагается командиру, выступил Беркут. Когда он закончил говорить и под аплодисменты опустился на своё место, парторг объявил: «А теперь я хочу дать слово кандидату в члены коммунистической партии Николаю Степановичу Кулику».

Напарник поднялся, откашлялся и, стараясь перебороть смущение, начал:

– Товарищи… я знаю, что мне оказана высокая честь стать в одном ряду с великими знаменосцами нашего славного времени. Поверьте, то, что я сейчас говорю, не просто слова, а многократно обдуманный и выстраданный всею моей молодой жизнью выбор. Я глубоко убеждён, что мы космонавты должны не только в работе, но и в быту, во всей своей жизни отвечать высоким критериям морального кодекса строителей коммунизма. И для меня это не просто слова, а руководство к действию, высочайший критерий, которым я ежедневно поверяю свои поступки…

…Через сорок пять минут был объявлен короткий перерыв. Проходя мимо курилки Беркут увидел напарника в компании двух своих молодых приятелей. Расслабившись, Николай «заливал» им в уши очередную свою «правдивую» историю:

– Только представьте, – хвалился он, – личико у неё словно картинка с обложки журнала «Советский экран», смотрит на меня влюблённым взглядом, а в глазах рубины переливаются. Губы у неё, что спелая вишня, – приоткрыты в ожидании поцелуя, значит. И внизу у неё всё любовным соком сочится в нетерпеливом ожидании моей отборной спермы. Только я не спешу, потому что следую завету классика: «Чем меньше женщину мы любим – тем больше нравимся мы ей». А пока тискаю её напропалую. Она в моих объятиях ни жива-ни мертва, тяжело дышит, вот-вот в обморок хлопнется от наслаждения. И жалобно мне так: «Хочу, говорит, вас поскорей, мочи нет терпеть. Сжальтесь надо мной, а то ехать мне надо, потому что папа у меня очень строгий».

«А кто у тебя папа?» – спрашиваю.

«Министр – отвечает. – Он жениха мне уже подобрал, сына генерала и дипломата. Только мне это всё равно. Потому что я только вас люблю и хочу стать вашей женой, Николай Степанович. Вот сделаете мне ребёночка и родителям придётся смириться с моим выбором».