Пламя зимы

Я очень удивилась, узнав, что она не умеет шить. Она настолько искусно помогала мне одеваться, что я подумала, она умеет делать все, что полагается служанке. Но руки у нее оказались ловкие, и, когда я отрезала широкую полосу у юбки снизу и показала ей, как вдевать нитку в иголку и класть стежки, она очень даже неплохо для такого грубого шерстяного платья подогнула и подшила подол. Я должна была показать ей кое-что еще. И это, конечно, было достаточным поводом, чтобы задержаться в комнате, подальше от общества других дам. Разумеется, я не могла бы кому-нибудь сказать, что учила свою служанку шить, но то, что, недавно выйдя замуж, я пересматриваю и переделываю свой гардероб, было нормальным. Таким образом я успокоила себя, что смогу несколько дней не выходить, и улыбнулась, когда Эдна спросила меня робким, дрожащим голосом:

– А что я должна сделать с этим куском ткани, мадам?

Ее пальцы гладили грубый кусок шерстяной ткани. Это платье было самым изношенным и испачканным из моей рабочей одежды, выгоревшим от, насколько я помню, красивого темно-бордового цвета до тускло-коричневого. Правда, новый цвет имел свои преимущества: земляные пятна были почти незаметны на нем.

– Ты бы хотела оставить его себе? – спросила я в ответ.

– Если это не слишком нагло с моей стороны, – засомневалась Эдна, – я могла носить бы это как шаль. Скоро совсем похолодает.

Она была такой худенькой, что я подумала: она, наверное, замерзает уже тогда, когда я только радуюсь легкому ветерку.

– Тогда бери это.

– Я теперь должна идти?

Из-за того, что я не знала, что ответить, я чуть не вышла из себя, но злилась-то я на Бруно, а не на бедную Эдну. Подумав о Бруно, я вдруг вспомнила, что не могла бы раздеваться без чьей-либо помощи. Его помощи? Эта мысль ужаснула меня. И я быстро сказала, сама тогда не зная почему (позже я это поняла):

– Нет, оставайся здесь. Ты можешь понадобиться мне ночью. А пока потренируйся шить. Подруби этот кусок ткани, там где отрезано. Шитье – полезное занятие.

Она так трогательно поблагодарила меня, что я подумала: а может быть, ей некуда идти? Но она была слишком чистенькой. Вряд ли Бруно привел ее совсем уж с улицы. Потом я вспомнила промелькнувшие синяки у нее на ногах. Когда я увидела, что под верхними лохмотьями на ней ничего нет, я отвернулась, чтобы дать ей переодеться, и больше ничего не заметила. Должно быть, подумала я, с ней плохо обращались там, где она жила. Мне захотелось спросить, хочет ли она остаться со мной и быть моей служанкой, но я сдержалась. Я не скажу ей ничего до тех пор, пока не пойму, почему Бруно выбрал для меня такую служанку.

За оставшиеся полдня не произошло ничего, что бы прояснило мне хоть что-нибудь, и я уже думала ограничиться тем, чтобы пристыдить Бруно, хотя, должна признаться, кое в чем Эдна умела очень хорошо прислуживать, и я опять подумала оставить ее у себя. Она, например, нашла какую-то веревку и продернула ее в мои жакет и блузку таким образом, что смогла потом повесить их перед окном проветриться. И она расчесала мои волосы, как никто другой: так безболезненно и тщательно, как раз, чтобы и голова, и волосы были чистыми и свежими, и так ритмично поглаживая их, что я чуть не заснула на табуретке.

Похоже, события дня меня утомили. Я вспомнила только, что надо сказать Эдне оставить балдахин открытым. И потом, видимо, я, как только легла в кровать, сразу уснула. Но все же я не была теперь настолько потрясена и измучена, чтобы не смочь легко проснуться. Глухой удар напротив кровати разбудил меня.

– Эдна, если ты не можешь вести себя тихо, – начала я с раздражением, но поняла, что удар был с другой стороны. Эдны не было. Я села и злобно посмотрела на Бруно, наткнувшегося на что-то напротив кровати.

– Извини, – сказал он. – Я только что потушил свечи и ничего не вижу.

– Ну ты можешь их опять зажечь и поискать где-нибудь еще место, чтобы поспать, – огрызнулась я. – Как ты смеешь посылать свою шлюху прислуживать мне?

Он замер там, где стоял. Он был раздетым. Рукой он все еще держался за угол кровати, чтобы обойти ее. В прошлую ночь я увидела только то, что у него очень мускулистая, сильная фигура. Теперь я могла различить детали – треугольник черных волос у него на груди, бледные шрамы на плече, руке и бедре, которые выделялись на коже, смуглой даже в таком тусклом свете. Я смогла разглядеть такие подробности, потому что фитиль ночника был высоким, да и глаза мои после пробуждения уже привыкли к темноте. Вглядываясь в него, я снова почувствовала тот странный страх, что охватил меня раньше, когда я представила, как он раздевал меня, но это был какой-то незнакомый страх, который я никогда не испытывала прежде. Мне стало не холодно, а, наоборот, слишком жарко, и у меня как-то все задрожало внутри.

Значит, ты знала, кем была Эдна, – сказал Бруно, опять двинувшись вперед. – Когда я пришел утром и обнаружил, что она все еще здесь, я подумал, что ты не будешь надоедать с расспросами.