Пламя зимы

Я сказала, что каждый мужчина становился ее жертвой, но некоторые из священников – нет. Они уже бормотали «ведьма» и обмусоливали сплетню о ее бабушке, которая так околдовала ее дедушку, что он бросил собственную жену, украл «ведьму» у ее мужа и презрел общественное мнение и Бога, чтобы удержать ее рядом с собой все дни их жизни. Про бабушку Элеоноры говорили, что она не умерла естественной смертью, а будучи обманом заманена в церковь, превратилась в чудовище и вылетела в окно, когда поднимали Тело Господне. Впрочем, король Луи не слушал священников, и его политические советники тоже. Они советовали Луи баловать свою жену, так как ее земли были шире, а богатство больше, чем у монархов Франции. Я никогда не думала, что королева Элеонора была ведьмой. А такое обаяние встречала прежде только у своей невестки Милдред. И верила, что Элеонора колдовала и ворожила не больше, чем это делала Милдред. Просто само присутствие ее пробуждало волнение – не тела, – хотя, думаю, и его она могла возбудить в мужчинах, – а души. Она была так переполнена жизнью, желанием делиться с окружающими своими мыслями и ощущениями, что наполняла всех какой-то радостью. Казалось, будто огромный сияющий свет пробивался из тех мест, где никто и никогда его не видел прежде, и старые, скучные вещи приобретали новый блеск и становились новыми и любопытными в этом свете. Отражение его можно было увидеть в глазах ее мужа и было заметно, что это отрицательно воспринимается священниками, составляющими окружение Луи.

За это она нравилась мне еще больше. Я помнила, как священник в Улле ненавидел Милдред за ее единение с землей и ее горениями. Мне очень хотелось перенять у королевы Элеоноры эту способность пленять мужчин. Не то, чтобы мне не хватало внимания; я никогда не пропускала танец и всегда на больших пирах со мной рядом сидел мужчина и подавал мне самый мягкий кусочек мяса, самый лучший из охлажденных овощей, самую восхитительную из приправ. Но их пленяли изгибы моего молодого тела и красота лица, а они не долговечны. Я знала, что Милдред, будь она жива, и королева Элеонора будут даже тогда желанны и привлекательны, когда состарятся и их лица покроются морщинами.

Мне оставалось наблюдать и слушать в надежде найти ключ к чарам королевы Элеоноры. Ухватись я хотя бы за одну ниточку от той веревки, которой она привязывала к себе мужчин, этого было бы достаточно. В конце концов, мне нужно было привязать только одного мужчину, а не целую толпу придворных. Потом я подумала о долгих зимних днях в Улле. Для меня такие дни, проведенные у гудящего огня, были полны глубокого удовлетворения, но я сомневалась, по душе ли это придется мужчине, привыкшему к придворной жизни, и не заскучает ли он там, теряя терпение. Поэтому перед тем, как мы расстались, опустошила наполненный кошелек Бруно. Я не покупала прекрасных тканей или украшений, которые он велел мне взять для себя – что бы я делала с шелковой парчой или сережками с драгоценными камнями в Улле? Я купила листы пергамента, на которых были написаны нежные песни и рассказы о любви. Еще купила несколько отрезов шелка, достаточно тонкого и воздушного. Один отрез был голубой, другой – розовый. Платье, сделанное из этого шелка, даже в тусклом свете ничего не скрывало перед взором мужчины.

Из Англии доходили новости, но все через королеву Мод, и когда кто-нибудь, хорошо знавший страну, складывал их вместе, то новости оказывались неутешительными. Правда, король Стефан не терпел поражений. Так он подавил несколько мятежей и нанес несколько чувствительных ударов очень близко к центру восстания. Но один человек не мог быть во многих местах одновременно, и без потерь он тоже не мог долго носиться с одного конца королевства в другой. Думая об этом, я представляла лицо Бруно серое и измученное. Меня беспокоило, что к такому же выводу может прийти король Луи и не разрешит помолвку Констанции с Юстасом.

Королева Мод не могла очаровывать так, как королева Элеонора, но она тоже умела привязывать к себе мужчин. Несмотря на скромную манеру держаться, Мод обладала большой силой и властью и была очень умна, хотя знала много меньше, чем Элеонора Аквитанская. У нее было достаточно денег, чтобы использовать их в качестве взятки, и возможно, в этом была ее самая главная сила, но это не сработало бы с королем Луи. Он был о себе слишком высокого мнения, чтобы принять взятку, и не пошел бы на соглашение, если бы думал, что оно подвергает Констанцию опасности или принесет ей несчастье. Но Мод, видимо, была искусна во лжи и сумела убедить короля Луи несмотря на сообщения. По ее словам Стефан контролировал свою страну.