Пламя и кровь

Скотт послал ей воздушный поцелуй, надел куртку и вышел. Сбегая по лестнице, он вспоминал, какие дела запланировал на сегодня, и оказалось, что их очень много. Однако профессиональные обязанности не тяготили его в отличие от семейных проблем.

– Похоже, ты сегодня в свое удовольствие повалялся в постели! – пошутил Дэвид, когда Скотт вошел в кухню.

– Сейчас только восемь часов! – возразила Мойра.

– Поздновато для меня, – признал Скотт.

Он махом проглотил тост, даже не успев намазать его маслом, и стоя выпил кофе.

– Судебный оценщик начинает инвентаризацию в десять утра, – напомнила Мойра притворно-небрежным тоном.

– Пусть делает свою работу.

– Конечно…

– Я не могу отменить утренние встречи – у меня важный клиент в Инверкипе. Вы справитесь сами?

– Не волнуйся.

Однако Мойра помрачнела, явно оскорбленная тем, что ей придется открывать постороннему все шкафы в доме. Пока Скотт в холле надевал пальто, его окликнула Бетти, которая в это время бегом спускалась с лестницы.

– Скотт, у вас есть минутка? Мне надо с вами срочно поговорить.

Запыхавшись, она облокотилась о стойку перил, которую украшал большой резной шар из хрусталя.

– Я вынуждена говорить с вами, потому что просто не знаю, к кому обратиться. Когда я спрашиваю Джона о его намерениях, он мне не отвечает, но мы должны срочно принять решение. Мой шеф во Франции отказался предоставить мне отпуск за свой счет и потребовал, чтобы я вернулась на работу. Мне придется уволиться – другого выхода нет. И выехать из арендованной квартиры, пока не вмешался судебный пристав, потому что нам нечем платить за аренду. Как вы думаете, смогу я найти здесь работу, хотя бы временную? Мне надо что-то делать, бездействие сводит меня с ума. И потом, нам будут нужны деньги, потому что Джон должен продолжать лечение. К сожалению, у нас нет медицинской страховки в Шотландии, для меня все это слишком сложно…

Ее подбородок задрожал – было видно, что ее нервы на пределе. Очевидно, она одна боролась с трудностями, а Джон показал свою полною неспособность помочь ей. Он, как всегда, рассчитывал на то, что его мать или жена со всем справятся сами.

– Я наводила справки повсюду, – продолжала она, борясь с волнением, – и выяснила, что нам придется ехать в Эдинбург. Там есть специализированная больница. Не знаю, какие действия надо предпринять, чтобы Джона туда приняли, но я добьюсь этого. Его лечение нельзя прерывать ни при каких обстоятельствах!

– У него по-прежнему двойное гражданство – французское и шотландское, так что все должно получиться. Запишите его на прием к врачу, Бетти, и пойдите вместе с ним. Если вам понадобятся деньги, мы вам поможем, пусть вас это не беспокоит. Что касается работы, сейчас мне нечего вам предложить, но я поговорю со знакомыми.

На лице Бетти выразилось такое облегчение, что Скотт был искренне тронут.

– Спасибо вам от всего сердца, Скотт. Я знаю, что Джон ведет себя с вами отвратительно, и опасалась вашей реакции. Вы могли бы послать меня к черту, я бы это поняла.

– Нет, только не вас, Бетти.

Этими словами он дал ей понять, что она его друг, в отличие от Джона. Помогать ему – больному или здоровому – у него не было ни малейшего желания. Джон оскорблял Скотта по любому поводу, и его возвращение во Францию восстановило бы в семье мир. Приехав сюда ради своих личных интересов, он неустанно сеял раздор между родственниками. Его влияние на мать ничуть не ослабело, и он пользовался им без зазрения совести. Поэтому, хоть он и был братом Кейт, Скотт не питал к нему никакого уважения. Джордж и Филип за несколько лет изменились в лучшую сторону, и оба нашли свой путь, в то время как Джон постоянно терпел неудачи и озлоблялся все сильнее. Что касается его болезни, то он сам пошел на риск, занимаясь сексом без презерватива, и теперь злился на весь белый свет, особенно на Скотта, не признавая собственной вины. Он бродил по Джиллеспи с выражением глубокой скуки на лице или шушукался с Амели в ее комнате, откуда всегда выходил очень возбужденный. Он считал нормальным жить на иждивении семьи, которую открыто презирал. Даже при встрече с близнецами, которые очаровывали буквально всех, он не выказывал ничего, кроме равнодушия или раздражения. Его поведение выводило Скотта из себя, но что он мог сделать? Невозможно было выгнать его вот так, без гроша в кармане – от этого прежде всего пострадала бы Бетти. К тому же эта ситуация явно ее мучила: она сильно изменилась с той поры, когда работала бухгалтером на винокурне в Гриноке. Тогда она была улыбчивой и открытой молодой женщиной, а теперь выглядела потухшей, разочарованной, раздавленной свалившейся на нее ответственностью. И все же Бетти хотела бороться – то ли из любви к мужу, то ли из чувства долга – и хотя бы этим заслуживала уважения.