Ловефелл, поставленный перед необходимостью, изложил всё, что видел, стараясь, однако, осторожно подбирать слова, учитывая присутствие женщины. Впрочем, даже, осторожно рассказанная история оказала устрашающее воздействие на людей, для которых не было обыденным соприкосновение со столь ужасной жестокостью.
– Боже, Боже, Боже... – прошептала дама, когда он закончил.
– Там не было Бога, – с искренней ненавистью в голосе прервал её Бастард. – Скажите мне, господин Ловефелл, – он повернул искажённое гневом лицо в сторону инквизитора, – что делал Бог, когда моего двоюродного брата пекли на вертеле, а его жене сжигали внутренности?
Инквизитор не собирался дискутировать с рыцарем о вере, религии или Боге. Так что он только смиренно склонил голову, будто его угнетало бремя этого вопроса, и он не мог найти на него ответ.
– Некоторые говорят, что он смотрел со своего небесного престола и смеялся до колик, и чем громче доносились до его ушей стоны убиваемых, тем громче он смеялся.
Инквизитор смолчал, хотя Бастард зашёл сейчас слишком далеко.
– Я, однако, верю в нечто другое, господин Ловефелл. Я верю, что Его просто нет...
– Прекрати, Людвиг, –обратилась к рыцарю дама. – Не богохульствуй, ради Бога!
– Я не богохульствую, ибо мне некого хулить. – Бастард засмеялся безумным смехом. – В небесах, на которые мы смотрим с надеждой, живёт лишь пустота, господин Ловефелл, – он на мгновение умолк и тяжело дышал. – Вы не протестуете? А может, вы согласны со мной? – В его вопросе слышались нотки презрения, с которым уверенный в себе и своей правоте аристократ мог бы разговаривать с нищим оборванцем.
– Смиренно признаю, что я не настолько образован, чтобы посвятить себя богословским размышлениям, – тихо сказал Ловефелл. – И единственная проблема, которая меня занимает, это как можно лучше исполнить волю Светлейшего Государя, которую он изволил изложить мне собственными губами.
Бастард фыркнул.
– Я вижу, вы искушённый придворный, господин Ловефелл, но я вспоминаю, что говорит Писание: «Но да будет слово ваше: да, да; нет, нет».
«Удивляет эта манера вероотступников ссылаться на библейские цитаты», - подумал инквизитор, но, конечно, не произнёс ни слова. Если Бастард хотел порвать с Богом и верой, то это было только его дело. До поры...
– Эх! – Бастард махнул рукой. – Что попусту болтать языком. Вернёмся лучше к вашим делам. Девочка пусть остаётся, и я позабочусь о ней как о собственной дочери. Вам, если надумаете ехать дальше, я дам в дорогу всё, что вам нужно. Свежего коня, припасы, деньги, если вам не хватает. Не дам только людей, ибо не хочу их потерять.
– Покорнейше благодарю вас, ваша милость, – поклонился Ловефелл. – За ребёнком я вернусь, как только восстание утихнет, ибо Светлейший Государь повелел мне отвезти её в Аахен, чтобы она находилась при императорском дворе.
– Конечно, императорский лучше, чем мой, – согласился Бастард. – Для девочки это тем лучше, что император как раз и найдёт ей жениха из хорошей семьи. Иначе что бы делала сирота? Замок сожжён, владения разорены... Пройдут годы, прежде чем всё это... – он не закончил и только снова махнул рукой.
Трудно было не согласиться с этим выводом. Инквизитор, проезжая по опустошённым повстанцами землям, сам задавался вопросом, сколько лет займёт их восстановление. Поскольку, в конце концов, речь шла не только о крепостях, домах, ремесленных мастерских или мельницах. Речь шла не о сожжённых полях, выкорчеванных виноградниках, фруктовых деревьях, которые пошли на дрова для костров. Речь не шла даже о господских животных, которые во многих местах были перерезаны без всякой видимой цели. Бунтовщики даже не забирали мясо и шкуры, оставляя туши гнить на дороге или в поле. Не об этом шла речь. Проблема была в том, что на Мозеле просто не останется рабочих рук, особенно когда имперские войска подавят восстание. Когда наступят спокойные времена, нужно будет привезти людей из других регионов, соблазняя их наделами, налоговыми льготами, подарками...
– Жаль этих людей и жаль эту землю, – проговорил Бастард, глядя на вид за окном. – Пожгли сады, выкорчевали виноградники, отравили колодцы... А ведь сами здесь жили. Годами, поколениями... Откуда в людях берётся столь неразумная страсть к разрушению, господин Ловефелл?
– По наущению Врага, – ответил инквизитор.
– Так говорит и мой капеллан. – Бастард пожал плечами. – А я боюсь, что не наущениям сатаны мы должны приписать всю вину, а омерзительным изъянам нашей природы.
– Бог нам поможет, – заявила сильным голосом дама, – что бы ты о Нём ни думал, Людвиг.
Бастард на этот раз не стал спорить.