Пламя и крест. Том 1 (ЛП)

Катерина была в ярости, что её план провалился. Призыв демона, особенно столь сильного, как Беритий, казался замечательным решением. А здесь, вы поглядите, демон словно  взбесился. Женщина оставила его на съедение льву и медведям не из мести и не для того, чтобы позабавиться над его страданиями (если бы такова была её цель, она осталась бы в студии), а чтобы показать себя человеком решительным и не терпящим возражений. Она прекрасно знала, что слухи в иномирье расходятся ещё быстрее, чем в человеческой вселенной. Демоны с яростью, но и с уважением будут рассказывать друг другу о муках, которым она подвергла Берития. И следующий вызванный сто раз подумает, прежде чем от чего-либо отказаться. Катерина задумалась, не прибегнуть ли к искусству ещё раз, на этот раз с другим демоном, но она знала, что эта попытка не была бы особенно разумной. Призыв демона ничем не напоминал высвистывание пса который пропал в кустах и вскоре прибежит с радостным скулением высунув язык. Призыв демона требовал огромной концентрации, многочасовых приготовлений, очищающих разум и создающих на поверхности иномирья нечто вроде волны, подобной той, что на зеркале воды создаёт брошенный камень. Катерина призвала Берития, а значит, создала по-настоящему сильную волну. И попытка повторения подобной хитрости с другим демоном могла бы закончиться наводнением, которое смыло бы саму ведьму. Катерина не до конца понимала, что, рассказывая ей о волне, имела в виду старая ведьма, но она знала одно: грязная жаба не предостерегала без причины. А это означало, что она должна подождать хотя бы несколько недель. Что ж, она ждала столько времени, подождёт и ещё немного.

«Ты научила меня терпению, матушка», – подумала она, – «и я воспользуюсь этой наукой».

Катерина часто задумывалась, почему Инквизиториум, столь скрупулёзный в розыске колдунов и еретиков, ни разу не заинтересовался старухой. Ведь её обыкновенно называли отвратительной ведьмой, и, когда она выходила из дома (что случалось крайне редко), люди крестились или сплёвывали через левое плечо, чтобы отогнать сглаз. В лучшем случае, отворачивались или переходили на другую сторону улицы. Быть может, инквизиторы не занялись полоумной ведьмой именно из-за столь очевидной роли, которую она играла. А может, они наблюдали, кто приходит к ведьме? А может, и это была худшая вероятность, старая жаба была на самом деле информатором Инквизиториума? Выкладывала чёрным плащам секреты других людей, их желания, стремления и грехи? Как совершённые, так и те, что лишь замышлялись. Всё складывалось в логический ряд, а особенно подозрительным было отсутствие интереса инквизиторов к ведьме. Людей сжигали и за меньшие проступки и тащили на допрос за слова, сказанные спьяну в присутствии врага, или одно неосторожное суждение. А здесь, под самым боком Инквизиториума, жила себе женщина, повсюду считавшаяся грозной ведьмой, и никто даже не пытался осложнить ей жизнь! Однако, как тогда можно было объяснить тот факт, что старуха владела Чёрной Книгой? Ведь такую добычу инквизиторы не выпустили бы из рук. Могли ли они об этом не знать? А может, они поняли, что ведьма скорее умрёт, чем откроет им свою тайну, и они предпочли не рисковать, решив спокойно дождаться подходящего момента?

«Значит, придётся отступиться», – подумала она, находясь одновременно в бешенстве и в смятении. – «Я должна отказаться от Книги, за которую с пением на устах отдала бы бессмертную душу, если бы только нашёлся желающий её купить».

А если бы она обратилась с этим к Гриену? Разве старый ворон не нашёл бы способ заставить старуху говорить? И какой потом был бы у него выбор, кроме как передать Книгу именно Катерине, единственной из известных ему людей, кто сумел бы её прочесть и извлечь выгоду из заключённого в ней знания? Разве не было бы это разумной сделкой? Разве Соломон не захотел бы иметь к своим услугам ведьму, владеющую настолько могущественной магией? А когда она сама изучила бы Книгу достаточно хорошо, то нашла бы способ освободиться от навязчивой опеки. О да, это была мысль, которую надлежало спокойно обдумать.

* * *

С самого утра во всех церквях Кобленца звонили траурные колокола, а пастыри рыдали о смерти архиепископа и красочно рассказывали прихожанам, какое славное место уготовано у престола Господня Его Преосвященству, и как он будет радоваться всем Божьим дарам.

– Зачем грустить, если сейчас ему так хорошо? – Спросила Катерина у служанки.

– Ой, госпожа как что скажет!

– Пил только воду, ел заплесневелый хлеб, так хоть теперь этот бедолага наконец заживёт.

– Гвозди и тернии, негоже госпоже так говорить! – Ирмина огляделась, словно вокруг них пряталась по меньшей мере сотня соглядатаев.

– Ты чеши, чеши, – распорядилась Катерина. – Только волосы мне не повырывай. И скажи, неужели тебе не кажется, что когда умирает верный слуга Церкви, то мы все должны радоваться его счастью? Ведь он покидает эту юдоль грусти, болезней и бедности, чтобы радоваться на небесах.