Пламя Джой Грин

За последние пять прожитых лет Линдси впервые смогла сделать вдох полной грудью. Она буквально растворилась в моменте. В ее руках находилась жизнь другого человека и отнять ее она могла всего лишь одним коротким движением. Вонзить лезвие в плоть и немного провернуть. Роман истечет кровью на ее глазах мгновенно. Линдси сможет воочию увидеть, как человека покидает душа.

– Просто скажи, что я тебе сделал?

Линдси продолжала молча сверлить взглядом испуганное лицо Гонсалеса. Опустила глаза вниз, посмотрев на золотой медальон скорпиона, красующийся на груди парня.

– Продал тебе бодяжную дурь? Это все из-за этого? – Роман явно ждал ответа, но Линдси не произнесла ни звука. – Да твою же мать! Скажи что-нибудь? Если мне суждено сдохнуть в этой сраной помойке, то я имею право знать, за что?

Сделав глубокий вдох, Линдси заглянула в глаза своей жертве. Улыбнулась, показав белоснежные зубы. Теперь ей многое стало ясно.

Теперь она начала понимать себя гораздо лучше…

***

Всю дорогу, пока "Эскалейд" Торна не выехал за город, полицейские молчали. Казалось, каждый думал о чем-то своем. Джой вспоминала утренний поединок Оливера и ее вновь охватывало чувство гордости. Но вместе с этим чувством она испытывала и страх. Страх того, что Дженна заберет сына. Выйдет из тюрьмы и в два счета разрушит жизни Оливера и Джой.

Как быть? Попробовать откупиться? Предложить ей денег, чтобы она навсегда уехала из Глум Сити, оставив мальчика в покое? Пойдет ли она на подобное? Лучше бы пошла. Ведь в противном случае Джой придется решать вопрос более радикальными методами.

– О чем думаешь? – внезапно спросил Торн.

Джой посмотрела в окно и увидела посевные поля с одинокими деревьями. Они напомнили Джой ее прошлую жизнь. Она точно так же была одна в поле, обдуваемая ветрами с разных сторон. Годами стояла на одном месте, без возможности пошевелиться. С тех пор как умерла Линдси и до появления Оливера, Джой ощущала себя самым одиноким человеком на свете.

– Сложно прожить пять лет с людьми, притворяясь кем-то другим? – спросила Джой.

– Дубль два, – усмехнулся Конор. – Надеюсь, в этот раз наш разговор не дойдет до рукоприкладства?

– Когда мне удалось свершить побег, я чувствовала себя невыносимо, – внезапно сказала Джой.

Конор оторвался от дороги и взглянул на напарницу:

– Если тебе тяжело говорить об этом, то не надо, – сказал он.

– Ты был прав, – Джой спрятала глаза под солнцезащитными очками. Она хотела поделиться эмоциями, но впускать другого человека себе в душу по-прежнему не могла. – Я сбежала. А она осталась там. Линдси…

Джой много лет не произносила имя подруги вслух. Она думала о нем каждую минуту, но, чтобы оно прозвучало из ее уст? – слишком тяжело.

– Если бы был хотя бы шанс, – сказала она. – Хоть самый малюсенький… Я бы сделала все, что в моих силах, чтобы спасти ее. Но мне не дали этого шанса. Архитектор умело играл со своими пленниками, зная на какие клавиши души надавить, чтобы звук боли звучал громче. В моем случае он решил превратить мою лучшую подругу в мученицу, а меня поставил перед выбором: смотреть, как она медленно умирает от боли, либо прервать ее страдания.

Голос Джой дрогнул. Ей хотелось провалиться под землю, ведь она об этом не рассказывала ни одной живой душе. Все эти годы внутри нее кипела злоба, которую она хотела выплеснуть, но не знала как. Ее отец знал многое, но то, что именно Джой убила Линдси! – эта тайна тяготила ее большую часть жизни.

– Когда я попал к псам, – прервал ее Торн, – то думал, что смогу работать с холодной головой. Собирать доказательства. Улики. Делать записи разговоров. Но чем глубже я во все это окунался, тем сильнее жалел, что нахожусь по другую сторону. Проблема заключалась в том, что насколько бы хорошим копом я ни был, я всегда оставался белой вороной. Всегда. С самого детства, будучи разноглазым пацаном, я был чужаком. В школе, в колледже, в полицейской академии. Свое место я нашел, лишь придя к "Старым псам".

Торн заехал на гравийную дорогу и машину начало потряхивать. Сквозь щели в открытых окнах проникал свежий воздух. Джой слушала исповедь напарника, пытаясь унять внутреннюю дрожь.

– Как ни странно, – продолжил Конор, – в клубе меня приняли как своего. Там я обрел настоящих братьев. Я знал, что все они преступники, но ничего не мог с собой поделать. В их глазах я видел преданность. Уверен: позвони я среди ночи любому из них и скажи, что меня собираются убивать, человек на другом конце провода бросил бы все, и приехал ко мне. Он бы горы свернул, лишь бы спасти мою задницу. Это непередаваемое ощущение. Чувство братства.

Подъехав к воротам заброшенной фермы, Торн заглушил двигатель. Убрав руки с руля, он глянул на свои идеальные ногти.

– Я собирался их сдать, но постоянно оттягивал этот момент. Как знать, возможно, если бы я поторопился, мне бы не пришлось сделать…

Договорить Торн не успел. В лобовом стекле его машины образовалось несколько пулевых отверстий. Джой посмотрела на напарника и увидела кровь…

***