Плагиат. Повести и рассказы

С этими словами глуповцы повздыхали и разошлись, а Илья Ильич впал в тяжкие размышления, так как его донельзя огорошил этот — если подойти к вопросу с точки зрения исторического материализма — общественный эгоизм. Нужно было что-то предпринять, чтобы поднять настроение масс, укрепить веру в учение о лучезарном завтра, и тогда он решил построить в Глупове новое здание горсовета. Не исключено, что в этом направлении он выдумал бы что-то еще, но как раз накануне у него на приеме побывал один полоумный изобретатель, который предложил его вниманию проект многоэтажного дома на воздушной подушке — это в целях самопередвижения. Его-то председатель Беляев и задумал осуществить.

Что-то очень скоро, чуть ли не через пару месяцев, —  оттого что на стройке работали шабашники из Армении, —  в самом центре Глупова, на площади имени товарища Стрункина, уже стояло новое здание горсовета, которое действительно существовало в подвешенном состоянии, оно как бы парило над грунтом и тем самым эмблемизировало возвышенность устремлений, а также способность власти трудящихся на всевозможные чудеса. У парадного подъезда была приколочена бронзовая табличка с надписью: «Первое в мире сооружение на воздушной подушке. Охраняется государством». Над фронтоном же Илья Ильич распорядился поднять транспарант, который гласил: «Лучезарное завтра наступит завтра», —  правда, изустно он честно предупредил, что второе «завтра» следует понимать не так прямолинейно, как хотелось бы некоторым отчаянным головам.

С течением времени, впрочем, здание приосело, и даже как-то скособочившись приосело, но на первых порах оно взбудоражило общественное мнение, глуповцы восторгались:

— Ё-моё! —  с гордостью говорили они друг другу. —  Вот это Беляев дал прикурить маловерам, вот это я понимаю — идеи в жизнь!

Илья Ильич в эти дни радостный ходил, возбужденный, запросто обменивался рукопожатиями с рядовыми глуповцами, и только от нечаянной встречи с бессмертным юродивым Парамошой на его восторг легла тень; юродивый был, правда, в изодранном макинтоше, но по-прежнему тихо и как-то страдальчески сидел на ступеньках храма Петра и Павла.

— А ты почему не разделяешь всеобщий подъем? —  весело спросил его председатель.

Парамон смолчал.

— Ишь какой задумчивый! —  пошутил Беляев — Прямо как это… как его… Архимед! —  И прошел дальше, но на душе отчетливо легла тень.

В последнюю очередь Илья Ильич обратил свой, так сказать, перелопачивающий взор на бывшую Болотную слободу. Он явился туда в сопровождении свиты, на всякий случай вооруженной ручными гранатами, походил по полям, заглянул на якобы свиноферму, посетил несколько изб и пришел к заключению, что тамошнее хозяйство приведено в полное запустение и разор. Вслух Илья Ильич ничего тогда не сказал, да и некому было говорить, потому что сельский люд от него попрятался, но по возвращении в город он спешил свиту возле нового здания горсовета и сказал ей речь:

— Есть такое мнение, товарищи, что коллективное хозяйствование на территории бывшей Болотной слободы дало прямо противоположные результаты. И я не знаю, почему это такое, поскольку строительство новой деревни шло соответственно установкам. Но очень может быть, что над указанной территорией разверзлась озоновая дыра и это непосредственно сказалось на размахе товарного производства. Какие будут предложения, собственно говоря?

Не последовало предложений.

— Ну, конечно! —  продолжил Илья Ильич. —  Только у Беляева могут быть предложения, единственно у Беляева существует голова на плечах, один Беляев должен думать за целый город!..

— Да, собственно, на то народ и выдвигает из своих недр мудрых из мудрых, —  обмолвился Филимонов, —  чтобы было кому решать.

— Гм! —  промычал сердито Илья Ильич, но глаза его зажглись горделивым светом.

— В таком случае, —  сказал он, —  предлагаю следующее решение… Читал я, братцы, в центральной прессе, что за границей произрастает такое хлебное дерево, которое еще в восемнадцатом столетии культивировал капитал. Прямо, знаете, такое дерево как дерево, вроде нашего дуба, а на нем чуть ли не булки произрастают по семь копеек! Так, может быть, того, ребята, рванем за границу, закупим там саженцы этого самого хлебного дерева, и, как говорится, гуляй, Василий!..

— Помнится, с этим хлебным деревом, —  сказал один мужичок из свиты, —  у английских империалистов вышла какая-то неприятность: то ли бунт, то ли кораблекрушение, то ли просто неурожай… Я к чему это говорю: как бы и нам, ребята, не проколоться.

— Ты тоже сравнил! —  сказал на это Илья Ильич. —  То английские империалисты, а то власть трудящихся на местах! Мы, ядрена корень, спутники запускаем, не сегодня завтра перейдем на полную автоматизацию труда, а ты нам предлагаешь проколоться на пустяке… Ты думай прежде, чем выступать, какаду кусок!

— А я так полагаю, —  сказал Филимонов, —  что товарищ Беляев выдвинул гениальное решение — чего уж там лицемерить.

Илья Ильич подумал-подумал и сказал: