Это еще больше рассердило Изабель. Тыча худым пальцем в сторону моего коллеги, она повернулась ко мне:
— Этот человек не должен разговаривать со мной! Разве нет такого правила, что он должен обращаться ко мне только через вас, мастер Шардлейк?
По сути она была права, и Коулсвин покраснел.
— Вот уж действительно — джентльмен! — фыркнула моя подопечная. — Еретик, я слышала, как и мой братец.
Изабель вела себя возмутительно даже по ее меркам. Сказать Коулсвину, что он не джентльмен, уже было оскорблением, но назвать его еретиком — это было обвинением в преступлении, за которое полагалась смертная казнь.
Сжав губы, Филип повернулся ко мне:
— Строго говоря, ваша клиентка права в том, что я не должен обращаться к ней напрямую. Я и не буду. Я подожду в прихожей, пока не прибудут остальные. — Он вышел и хлопнул дверью.
Миссис Слэннинг бросила на меня торжествующий взгляд.
— Ну, теперь они получат на сладкое! — заявила она, но увидев выражение моего лица, насупилась, возможно засомневавшись в моей лояльности. Хотя, зная Изабель, я не сомневался, что она проявила осторожность и, прежде чем нанять меня, убедилась в моем, по крайней мере, нейтральном отношении к религии.
Ее внимание привлекло движение на улице. Она посмотрела в окно и словно сжалась на секунду, прежде чем ее лицо вновь обрело прежнюю твердость. Послышался стук в дверь, и через минуту Воуэлл снова впустил Коулсвина вместе с тремя другими людьми. Двое из них были мужчинами средних лет, в которых я угадал архитекторов: они обсуждали разные способы, как маленькие монашеские дома можно превратить в жилье. А третьим был брат Изабель Эдвард Коттерстоук. Я видел его в суде, но вблизи его сходство с сестрой было еще поразительнее — то же худое лицо с резкими морщинами недовольства и злобы, свирепо выпученные глаза, костлявое тело… Как и все присутствующие мужчины, он был в робе — темно-зеленой, как у работника ратуши, со значком Лондонского Сити на груди. Они с Изабель обменялись злобными взглядами, тем более злобными, что это продолжалось всего секунду, после чего оба отвели глаза.
Два эксперта, мастер Адам и мастер Вулфси, представились сами. Адам был невысоким плотным человеком с улыбкой наготове. Приветливо улыбнувшись, он пожал мне руку.
— Да, сэр, странное дело. — Он издал смешок. — Вчера я прочел интересный наборчик документов. Посмотрим, как нам с этим разобраться, а?
По его манере я сразу понял, что Изабель сделала неверный выбор. Адам явно был не наемным мечом, а обычным архитектором, непривычным к свидетельским показаниям, и, вероятно, видел во всем этом деле лишь необычное отвлечение от ежедневного однообразия. Вулфси же, эксперт Эдварда Коттерстоука, был высоким мужчиной с суровыми манерами и колючим взглядом. Я знал его как человека, который будет отстаивать насмерть техническую сторону вопроса в пользу своего клиента, хотя по-настоящему он никогда не лгал.
Эдвард Коттерстоук, повернувшись спиной к сестре, хмуро взглянул на меня и сказал сухим хриплым голосом:
— Ну, мастер законник, покончим с этим? Ради этого я ушел с работы в ратуше — это нонсенс.
Изабель сердито уставилась ему в спину, но ничего не сказала.
Эксперты подошли к стене и стали рассматривать ее с профессиональным интересом. Вошел слуга Воуэлл и назойливо встал у двери, с несчастным видом глядя куда-то между братом и сестрой. И меня вдруг озарила мысль, что он, наверное, знает историю их семьи как никто другой.
Два архитектора осторожно проводили руками по росписи на прилегающих стенах и тихо о чем-то говорили. Один раз они согласно закивали, и это встревожило как Эдварда, так и Изабель. Потом Адам, опустившийся на колени, чтобы исследовать пол, встал и, отряхнув рейтузы, спросил:
— Можно нам осмотреть соседнюю комнату?
Мы с Коулсвином переглянулись и кивнули. Два архитектора вышли, и их голоса еле слышно раздались в соседнем помещении. В гостиной же царило молчание. Дети покойной хозяйки дома так и стояли, отвернувшись друг от друга. Эдвард теперь с грустью в глазах смотрел на стенную роспись.
Через несколько минут эксперты вернулись.
— Мы подготовим письменный отчет, но, я думаю, мы с мастером Адамом пришли к согласию, — сообщил Вулфси с торжествующим блеском в глазах. — Эту стенную роспись нельзя снять без непоправимого ущерба для нее. Можете посмотреть из соседней комнаты, где штукатурка на стене так усохла, что стена дала трещину, которая с этой стороны почти не видна, хотя, если присмотреться, ее можно различить. Если попытаться удалить деревянные крепления, штукатурка просто осыплется. Вы согласны, мастер Адам?
Эксперт миссис Слэннинг в нерешительности посмотрел на меня и сконфуженно развел руками:
— Я не вижу, как кто-либо обладающий знаниями в строительстве может думать иначе.
Я услышал резкий вдох Изабель, а на отвратительном лице Эдварда появилась ухмылка.
— Пойдемте, мы вам покажем, — сказал Вулфси.