— Ну, — спросил я Барака, — что думаешь? Сначала про историю с Бертано.
Джек погладил бороду.
—
— Да, — согласился я. — Но ты сказал:
Барак хмыкнул:
— Не забывайте, я уже шесть лет далек от политики. Но не забывайте также, и что после казни Анны Болейн у короля не было никаких препятствий, чтобы вернуться в лоно Рима. Однако он не вернулся. — Джек цинично усмехнулся. — Ему слишком нравится власть над Церковью, не говоря уже о деньгах, которые он получает от монастырей. Но есть и кое-что еще. — Он насупил брови, отбросившие на его лицо тени в тусклом свете свечи. — Я знаю, лорд Кромвель считал, что ключ к пониманию короля — помнить, что он действительно верит, будто Бог поставил его главой Церкви в Англии. Вот почему каждый раз, когда он передумывает и меняет доктрину, вся страна должна подчиняться, а то будет плохо. — Мой старый товарищ решительно покачал головой. — Он не отдаст так запросто всю эту власть обратно папе, веря, что сам Господь избрал его, чтобы ее применять.
— А когда Генрих умрет? — тихо спросил Николас.
Я подумал о волочащей ноги развалине, увиденной мною в Уайтхолле, о стонущей фигуре, которую воротом поднимали по лестнице.
— Верховная власть должна перейти к его сыну, — сказал я.
Барак согласился:
— Ничто не может лишить Генриха его права — его долга, как он это видит — передать верховную власть принцу Эдуарду.
— Но как может маленький мальчик, еще не способный иметь собственные суждения, решать, какое направление религии правильное? — засомневался Овертон.
За Джека ответил я:
— Будет регентство или регентский совет, временно, пока Эдуард не повзрослеет. Вероятно, король решит, кто будет править от его имени.
«И это будут не Парры, если королева падет», — подумал я про себя.
— Полагаю, решения по вопросам религии за Эдуарда будет принимать совет, пока он не достигнет восемнадцати лет, — продолжил я вслух. — Это, конечно, теологический нонсенс, но именно так все и будет. Нет, Барак прав: если этот Бертано действительно приедет, он не вернется к папе с клятвой в преданности Генриха в кармане. — Я задумался. — Но я слышал всевозможные истории про то, что делается в Европе. Говорят, папа пытается завести диалог с некоторыми протестантами через свой новый Тридентский собор. Не думает ли Генрих, что можно пойти на какой-то компромисс?
— Какой компромисс? — раздраженно спросил Барак. — Глава Церкви — либо король, либо папа. Третьего не дано. Если б был третий вариант, кто-нибудь уже давно бы его предложил.
Николас покачал головой:
— Но король может думать, что возможен какой-то способ договориться без клятвы в верности папе. Может быть, Бертано послали разузнать об этом? В конце концов, король в этом году стремился повсюду установить мир…
«Да, — подумал я, — потому что знал, что умирает».
— Ты, может быть, прав, Николас. Хорошая догадка.
— Никогда этого не будет, — насмешливо сказал Джек.
— Но кто же в кружке был шпионом? — спросил я. — И кому он доносил?
— Это определенно не Лиман, — заявил Барак. — Он искренне верит, если такое вообще бывает. И не Милдмор: тот ничего не знал про Бертано и книгу королевы. Грининга и Элиаса убили. Вандерстайн — сомневаюсь: он, торжествуя, отправился за Ла-Манш с книгой Анны Эскью. Остаются Кёрди, которого уже не допросишь, и шотландец Маккендрик, который еще где-то здесь. Оба подталкивали Лимана к краже «Стенания».
— И Маккендрик снимал у Кёрди жилье, — нахмурил брови Николас. — Доносчиком был один из них, если не оба.
— Маккендрик, — сказал Джек. — И теперь он убежал к своему хозяину. Кто бы ни был этот хозяин.
— Это кто-то работающий при дворе на консервативную партию, — сказал я. — Но кто? Официальной шпионской сетью руководит секретарь Пэджет. Однако у придворных есть свои сети — у герцога Норфолкского, Рича и Ризли, которые прицепились к телеге Гардинера.
— Думаете, Рич мог быть замешан в краже «Стенания»? — спросил Николас.
Я вздохнул:
— Рич охотился на книгу Анны Эскью и, похоже, ничего не знал о «Стенании». Но этой гадине никогда нельзя доверять.
— Тот, у кого книга, — сказал Барак, — возможно, готовится показать ее королю, когда приедет Бертано. Для максимального эффекта. Это объясняет, почему ее до сих пор скрывают.
Я покачал головой: