Питер

Будь я биологом, написал бы целую диссертацию об этом, думает старик. Целый вагон диссертаций. Старик продолжает откапывать противогазника. Зачем он вышел на берег, интересно? Встретить свой последний рассвет? Да какие там к черту рассветы – после ядерной-то войны. Солнца не было месяц или больше. Вообще не было. Холод лютый. Ветер на море был настолько силен, что срывало деревья. Целые ураганы.

Но потом вместо ядерной зимы мы получили непонятно что.

То есть, кто выжил – тот и получил.

Берег уже кроваво-красный. Старик останавливается передохнуть. Спину ломит, словно в поясницу вставили металлическую трубу. Ничего.

Целые ураганы. А потом пришла зима.

И неважно, что было лето. Он вышел тогда из закрытой зоны реактора – посмотреть, что дальше. А мог и остаться там. Когда прозвучала тревога, реакторные отсеки начали самоблокироваться. Всегда существует вероятность, что с персоналом что-то случится, и реактор, выработав воду для охлаждения, начнет расплавляться. Поэтому автоматика. Автоматика закрыла его в активной зоне, прямо в зале над реакторной решеткой. Смешно. Противоатомная защита, что служила для блокирования излучения из реактора, заблокировала излучение и в реактор.

Ирония судьбы. «Какая гадость эта ваша заливная рыба».

Старик заканчивает работу. Противогазник лежит перед ним в коричневом защитном плаще – армейском, кажется. Ноги его в обрезиненных чулках. Окуляры невозмутимы. Руки вытянуты. Он мертв уже больше двадцати лет. Ха-ха. «Тепленькая пошла».

Теперь его нужно похоронить.

Старик втыкает лопатку в песок и берется за плащ мертвеца прорезиненными перчатками. И раз!

Пошли родной. Мы найдем тебе хорошее место.

* * *

– Диспозиция такая. Мне нужно попасть на поверхность. И не просто наверх – а добраться до Ленинградской атомной электростанции. И вернуться. – Иван помолчал. – Обязательно вернуться. Ты можешь мне помочь?

Мандела помедлил.

– Можно начистоту?

– Да.

– По-моему, вы конченые психи.

«Ты уже мертв. То, что ты сейчас видишь – кислородная смерть мозга».

– Вполне может быть, – сказал Иван. – Так что насчет моего вопроса?

Мандела переступил с ноги на ногу.

– Ну, если это поможет…

– Поможет, – сказал Иван.

– Здесь, на Техноложке… – начал Мандела, – у меня есть друг. Я тебе про него рассказывал, помнишь?

– Кто он?

– Астроном, – Мандела запнулся. – Вернее, астрофизик.

– И как зовут этого твоего астронома-астрофизика?

– Звездочет, – сказал Мандела.

Иван поднял брови. Уберфюрер посмотрел на негра с подозрением, потом сказал:

– Ты что, прикалываешься?

* * *

Техноложка – узел станций «Технологический институт-1» и «Технологический институт-2» – гудела, как растревоженный муравейник. Или, скажем, крысиное гнездо, куда бросили «зажигалку». Она чадила, пшыхала пламенем (Иван чувствовал долетающие из другого конца станции запахи припоя и горячего металла), грелась, воняла и сыпала искрами, а крысы все не разбегались и не разбегались. Впрочем, на то они и ученые.

У Техноложки в метро особая репутация. Как-то само собой получилось, что сначала здесь, на станциях, образовалась община преподавателей и студентов техн. института (в основном, почему-то, химиков), но с течением времени Техноложка подгребла под себя электриков и прочих технарей, вообще почти всех, кто был связан с наукой и преподаванием. Конечно, большей частью Техноложка решала технические вопросы – здесь производили батарейки и хим. источники питания, аккумуляторы различного назначения, здесь делали многое из того, что на других станциях забыли даже, как называется.

Но главная здешняя монополия – обслуживание и поддержание работоспособности дряхлеющих систем метро. Дренажные станции, освещение, вентиляция – всем эти занимались они – люди с Техноложки.

«Мазуты», как их называли в метро.

Впрочем, своей основной задачей Техноложка видела поддержание минимально приемлемого интеллектуального уровня человечества, которое стремительно деградировало в годы после Катастрофы.

Вспоминая лекцию Профа о Техноложке, Иван огляделся. Все-таки он гораздо больше доверял собственным ощущениям, чем выкладкам Водяника. Интересная станция, это верно. Серый мрамор, колонны, светильники (причем горели все без исключения), но глазам не было больно, как на той же Маяковской. Несмотря на светильники, здесь было почему-то темней, чем там, царил мягкий приятный полумрак.

Мандела шел впереди. Они поднялись по лестнице в переход до Техноложки-1 – узкий, отделанный светлой прямоугольной плиткой, прошли по нему, затем спустились по лестнице с колоннами из желтоватого мрамора в круглый зал. Иван задрал голову, присвистнул. Раньше он здесь не был. Сначала ему даже показалось, что круглое окно в потолке ведет наверх и от зараженного мертвого города их отделяет только цветное стекло, потом взял себя в руки. Это кажется, подумал он. Отсюда до поверхности пятьдесят с лишним метров. Так что никакого выхода наружу. Но эффект все равно потрясающий. И пугающий. Иван опустил голову, поежился.

Мандела дожидался внизу, у выхода в правое крыло зала. В левом, судя по звукам (там грохотало и стучало), работали какие-то машины.