Письма на воде

Я не знаю, хоронил ли он мою бабушку. О ней я не слышала от него ни слова. На его столе была фотография в латунной рамке – женщина в шляпе, в модном платье начала двадцатого века. Иногда он говорил, что это, может, и не его мама, а какая-то другая женщина. Наверное, эта вроде бы чужая женщина была ему ближе – лицо не в фокусе, черты можно придумать самому, но нарядный образ иногда бывает лучше правды.

Я знаю Никиту давно. Я знаю, что он никогда никого не хотел любить, он хотел быть черствым, жадным эгоистом. Он копил деньги и чувства, не растрачивал их, но Вселенная не смиряется, когда в одном месте слишком много, а в другом – мало.

С Мариной он делал все то, к чему не привык: любил, страдал, швырял деньги на ветер. Но эта связь ничего не изменила, не сделала его жизнь лучше – Никита разочаровался. Ему захотелось вернуться к себе прежнему.

А мне хотелось Никиту наказать. За то, что он хватается за свои страхи. Ведь человек сдается не потому, что слаб, а потому, что ему хочется вернуться к своим невзгодам. Они связывают его с тем, что ему дорого.

Это похоже на то, как в детстве мы бережем всякие палочки, железки, выброшенное морем стекло с затупленными краями – несметные сокровища, но было бы смешно или грустно считать этот мусор богатством до конца своих дней.

Я жалела Никиту и продолжала любить, возможно, потому, что видела в нем отражение своего отца, который умер слишком рано, чтобы я успела ему посочувствовать.

Мне хотелось Никите помочь, но я уже понимала, что сам он не попросит о помощи.

Саша была закаленной. Но и она нервничала.

– Ты будешь меня презирать, если я скажу… – Саша потянулась к бокалу с виски. – Но я скажу. Почему мужчины такие идиоты?

– Может, они привыкли, что их должны добиваться. За многие-то лета. И что женщина боится остаться без мужа. Ты вспомни, как было лет сорок назад – если в двадцать пять ты еще не замужем, тебе конец. В двадцать, на фиг, пять! И мужчины это знали. Они сами это придумали. Они ничего не понимают в отношениях, потому что им все давалось легко.

Достаточно вспомнить, как жестоко общество обращалось с женщинами.

Анна Каренина, толстый роман, весь о том, как униженно чувствовала себя женщина, которая всего-то ушла от мужа.

Мужчины оставляли женщин с детьми – и в обществе считалось, что на ней никто не пожелает жениться. Это же какое унижение – воспитывать чужого ребенка!

Я слышала многоголосый грузинский хор скорбящих матерей, когда мой приятель, Алик, любимый сын, внук и племянник, подающий большие надежды хирург, женился на красавице-молдаванке тридцати лет (старуха!), с ребенком от другого мужчины.

Казалось – его хоронят.

Мужчины смеялись над шуткой женщина – президент.

Фрейд рассказал всему миру, что девочка завидует мальчику потому, что у него есть активный придаток. Но мужчина завидует женщине потому, что она рождает новую жизнь. И запросто может прекратить род мужчины, если не пожелает иметь от него детей. И это даже не страх – это ужас, который управляет мужчиной, делает его злым.

Мы дружно презрели Дональда Трампа с его конкурсами красоты, которые были задуманы лишь для того, чтобы для стайки симпатичных девушек он, Дональд, на время стал самым желанным. Это казалось таким старомодным – милашки ходят по сцене, а солидные мужики разглядывают их из партера. Просто рабовладельческий рай.

Давным-давно все смотрели соревнования красавиц, если не затаив дыхание, то с интересом, а теперь мы смеялись, потому что, честное слово, забавно, когда несколько миллионеров устраивают грандиозный смотр невест, тешат свое эго, и никто уже не верит, что все имеет какое-то значение – разве что возможность затмить очередную миссис Трамп.

– Теперь я точно ненавижу мужчин! – усмехнулась Саша, когда мы с этим покончили.

– Наверное, есть какие-то… приемлемые, – предположила я. – И все-таки хорошо, что мы не родились лет шестьдесят назад.

У Саши и Никиты настало время разговоров. Она не бросила его, как я ожидала, заготовив для Никиты плохонькое сочувствие.

Никита рассказывал ей о себе. О себе и матери. О себе и бабушке. О своем голозадом детстве. О том, как воровали кукурузу и варили ее, а потом ели с солью. И еще о том, что летние каникулы, время, проведенное с бабушкой, было самым счастливым.

Никита не говорил – он будто бредил, не веря, что делится всеми своими тайнами. То есть ничего особенного в его историях не было – ни порочного, ни подозрительного, но воспоминания причиняли ему боль: Никите казалось, что он голыми руками пытается выдрать из земли кактус – и тянет, тянет, тянет…

В деревне была старая палатка, в которой ребята собирались и рассказывали страшные истории. И еще – истории про девчонок. В дождь палатка протекала, и они заклеивали дыры пакетами. Можно было наворовать огурцов, яблок, малины – и продержаться до ужина.

Были стога колючего сена, на которых здорово отдыхать после долгого пути в березовую рощу – через сосновый бор. Был ржавый комбайн, в котором можно было прятаться.