Я весь день просидел дома с не покидавшим меня ощущением уединения и новизны, которое возникло у меня, когда впервые закрыл за собой входную дверь. Вечером я вышел прогуляться и купил буханку хлеба, полфунта чая («опилок», как его здесь называют, обошедшихся мне в восемь пенсов), жестяной чайник (пять пенсов), фунт сахара, банку сгущенного молока и банку американской тушенки. Я часто слышал, как мама жаловалась, что на хозяйство уходит так много денег, и теперь начинаю понимать, о чем она вела речь. Два шиллинга и девять пенсов разлетелись в мгновение ока, но я, по крайней мере, купил продуктов, чтобы продержаться несколько дней.
В задней комнате очень удобно располагался газовый рожок. Над ним я вбил в стену деревянный колышек, так получился хоботок, на который можно было вешать чайник и кипятить его на газу. Преимущество этого способа состояло в том, что немедленных расходов не намечалось, и многое могло произойти, прежде чем мне придется оплачивать счет за газ. Задняя комната превратилась в кухню и столовую. Единственным предметом обстановки был ящик, служивший буфетом, столом и стулом. Продукты хранились внутри, и когда мне хотелось поесть, то надо было достать их и положить на крышку, оставив место, куда я мог присесть.
Только когда я вошел в спальню, то понял, что я пропустил в процессе обустройства. У меня не было ни матраса, ни подушки, ни постельного белья. Я был целиком поглощен обеспечением своей практики и совершенно не подумал о личных нуждах. В ту ночь я спал на пружинах кровати и проснулся, как святой Лаврентий на железной решетке. Костюм и «Основы медицины» Бристоу послужили превосходной подушкой, а теплой июньской ночью укрыться можно было и пальто. Мне не нравится бывшее в употреблении постельное белье, так что я решил, что пока не куплю себе новое, сделаю подушку из соломы, а в прохладные ночи буду надевать запасную одежду. Однако через два дня проблема разрешилась просто чудесно, когда прибыла посылка от мамы в большом жестяном ящике, что стало для меня невиданной удачей, как сундук после кораблекрушения для Робинзона Крузо. В ящике лежали два толстых одеяла, две простыни, стеганое покрывало, подушка, раскладной табурет, две набивных медвежьих лапы (надо же!), две терракотовых вазы, кукла на заварной чайник, две картины в рамках, несколько книг, чернильница с орнаментом и несколько салфеток и цветных скатертей. Когда у тебя есть стол из струганых досок и с ножками из красного дерева, начинаешь понимать все значение и нужность расписной скатерти. Сразу после этих сокровищ прибыла большая корзина из Аптекарского общества с заказанными мною препаратами. Раскладывая их, я занял стену в столовой и полстены в соседней комнате. Прохаживаясь по дому и глядя на свое имущество, я сделался менее радикальным в своих воззрениях и начал думать, что в праве собственности все-таки есть что-то хорошее. И я великолепным образом преумножил свое имущество. Из мешковины и соломы, которыми были переложены аптекарские склянки, я сделал себе отличный матрас.
Из трех оконных ставен я сколотил очень симпатичный приставной стол для приемной, покрытый красной скатертью и украшенный медвежьими лапами. Пациенты подумали бы, что я отдал за него двадцать гиней. Я проделал все это с легким сердцем и в прекрасном настроении, прежде чем на меня обрушился сокрушительный удар, о котором я тебе расскажу.
Конечно, с самого начала было очевидно, что о служанке не может быть и речи. Я не мог ее прокормить, не говоря уже о том, чтобы ей платить, и у меня не было кухонной мебели. Я сам должен открывать дверь больным, и пусть они думают, что хотят. Я должен сам мыть посуду и убираться в доме, и все это нужно делать тщательно, что бы ни случилось, потому что окружающим я должен представляться очень респектабельным. Ну, трудностей бы это не вызвало, поскольку я мог бы это проделывать под покровом темноты. Но я получил от мамы предложение, которое сразу упростило ситуацию. В письме она написала, что, если я захочу, она отправит ко мне младшего брата Пола, чтобы тот составил мне компанию. Я тотчас же ответил согласием. Это был веселый девятилетний мальчишка, который, я знал, с радостью разделит со мной все тяготы жизни, а я, если они станут невыносимыми, всегда мог бы отправить его обратно. Он прибудет через несколько недель, но при мысли о нем я радовался. Кроме как составить компанию, он мог бы быть в очень многом полезен.
Кто мог явиться на второй день, кроме капитана Уайтхолла? Я был в задней комнате, пытаясь прикинуть, на сколько ломтиков можно разрезать фунт консервированного мяса, когда зазвонил звонок. Я вовремя закрыл рот, чтобы поймать готовое выскочить сердце.
Как же громко зазвенел колокольчик в пустом доме! Однако я увидел, кто пришел, выйдя в прихожую, потому что дверь со стеклянными панелями, и я всегда вижу силуэты приходящих, прежде чем подойти к двери.