Читаем Письма к незнакомке полностью

Тяжело мне видеть, что Ваше кокетство растет не по дням, а по ча сам. Я подробнейше осведомлен об исключительной Вашей набожности. И благодарю Вас за молитвы, если и они тоже не являются риториче ской фигурою. А из-за голубой кашемировой шали я давно Вас подозревал в набожности, ибо в 1842 году набожность в моде не менее, чем голубые кашемировые шали. Вы так и не поняли этой связи, тогда как все беспредельно ясно. Я ужасно сердит, что Вы читали Гомера в переводе Попа 3. Читайте лучше издание Дюга Монбелй4 — его только и можно читать. А если Вы отважитесь одолеть всякие глупости и не пожалеете потраченное время, Вы могли бы вооружиться греческою грамматикой Плаыша 5 и его же словарем. В течение месяца Вы читали бы перед сном грамматику, чтобы поскорее уснуть. Однако ж результаты это все равно принесло бы. И но прошествии двух месяцев Вы, забавы ради, стали бы отыскивать в греческом тексте слово, переведенное г-ном Монбелем всегда почти довольно точно, а по прошествии еще двух месяцев, натолкнувшись на путаную фразу, Вы без труда догадались бы, что в греческом оригинале говорится нечто совершенно отличное от того, как трактует это переводчик. По прошествии же года Вы читали бы Гомера так, как читаете Вы мелодию — мелодию и аккомпанемент,— мелодия — греческий оригинал, а аккомпанемент — перевод. Возможно, это возбудило бы в Вас желание серьезно заняться греческим и Вы могли бы наслаждаться чтением восхитительнейших вещей. Однако это в том случае, если Вы не тратите большую часть времени на туалеты и на тех, кому нужно их показывать. Все у Гомера превосходно. И эпитеты, звучащие столь странно по-французски, восхитительно точны. Помню, он называет море пурпурным, и я никогда не мог понять этого определения. А в прошлом году в небольшой лодке я шел по Лепантийскому заливу в Дельфы. Солнце садилось. И только лишь оно скрылось, море на десять минут приняло волшебный темно-фиолетовый оттенок. Для этого нужен был, правда, воздух, море и солнце Греции. Надеюсь, Вам никогда не стать художником в той мере, чтобы с удовольствием признать в Гомере великого живописца. Последние слова Вашего письма также остаются для меня загадкою. Вы говорите, что никогда более не станете писать мне, и это весьма скверно; впрочем, я покоряюсь, и отныне Вы будете получать от меня одни комплименты. По-моему, я уже предостаточно наговорил их Вам. Вероятно Вы напрашиваетесь на похвалы, когда признаете, что у Вас нет ни сердца, ни воображения; но отрицая умышленно и то и другое, можно накликать на себя беду. С этим играть не стоит. По-моему, Вы решили, пользуясь риторической Вашей фигурою, создать обо мне эссе. К счастью, я знаю, как мне быть.

Как скоро у Вас появится хоть единая добрая обо мне мысль, дайте знать. Недели две я тут еще пробуду. А пока хочу коротко описать Вам жизнь, какую я здесь веду. Брожу по полям, не встречая ничего, кроме камней. Прощайте. На сей раз, надеюсь, Вы сочтете меня довольно уступчивым и благопристойным, не правда, ли signora Fornarina6?

26

Париж, 27 августа 1842.

По приезде я нашел Ваше письмо, притом не такое свирепое, как все предыдущие. Вы поступили верно, прислав его сюда. Было бы обидно-получить такую редкость слишком рано. Спешу поздравить Вас с занятиями греческим и для пачала, дабы пробудить интерес, скажу, как зовутся по-гречески те, для кого волосы, как, скажем, для Вас, составляют предмет гордости: «efplokamos». «Ef» — значит «хорошие», «piokamos» — «кудри». Содержание же двух слов составляет прилагательное. Гомер как-то сказал *:

S01tX6xtt[A0<; КаХофю.

Nimfi efplokamos Calipso.

Прекраснокудрая нимфа Калипсо.

Красиво, не правда Ли? Ах, греки2, дочь моя, и up. хт пр.

Я очень сердит, что Вы так поздно выехали в Италию. Вы рискуете увидеть все сквозь нескончаемую пелену дождя, которая скрадывает половину очарования самых прекрасных в мире гор* и Вам придется пове рить мне на слово* когда я стану расхваливать прекрасное неаполитанское небо. Вы не застанете уже хороших фруктов* зато полакомитесь жаворонками, которые особенно вкусны в пору* когда созревает виноград.

Я решительно отвергаю Вашу версию притчи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов
Том 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка жизни и трудов

Перед читателем полное собрание сочинений братьев-славянофилов Ивана и Петра Киреевских. Философское, историко-публицистическое, литературно-критическое и художественное наследие двух выдающихся деятелей русской культуры первой половины XIX века. И. В. Киреевский положил начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточно-христианской аскетики. П. В. Киреевский прославился как фольклорист и собиратель русских народных песен.Адресуется специалистам в области отечественной духовной культуры и самому широкому кругу читателей, интересующихся историей России.

Александр Сергеевич Пушкин , Алексей Степанович Хомяков , Василий Андреевич Жуковский , Владимир Иванович Даль , Дмитрий Иванович Писарев

Эпистолярная проза