"Ничего нет в мире страшнее смешного: смешное - казнь уродливых нелепостей",- писал В. Г. Белинский. Атеистические сочинения Гольбаха полны едкой иронии, бичующей уродливую нелепость религиозных предрассудков. Он часто пользуется оружием смеха, чтобы как можно резче показать все убожество богословской "премудрости". В этом - одна из важных особенностей формы гольбаховских памфлетов. Другая ее особенность - доступность изложения, делающая эти памфлеты понятными не только избранному кругу людей, но и массовому читателю, - "прислуге и парикмахерам", как писал с явным аристократическим пренебрежением Гримм; но ведь эти слова - лучшая аттестация гольбаховских антирелигиозных книг, которые и предназначались для просвещения как можно большего числа людей.
Реакционные буржуазные философы и в наши дни ищут утешения в религии и всякого рода мистике, еще и теперь изощряются в "опровержении" Гольбаха и других французских атеистов XVIII века. Буржуазия уже давно отреклась от наследства, оставленного передовыми мыслителями XVIII века. Атеистические произведения Гольбаха, как и все другие творения энциклопедистов, принадлежат ныне тем, кто борется за мир, свободу и социализм. В этой борьбе находит применение и гольбаховская публицистика, помогающая освобождению человеческого сознания от духовного рабства.
Ю. Я. Коган.
Письма к Евгении, или Предупреждение против предрассудков.
"...я толкую, Души от тесных оков суеверья стараясь избавить".
Лукреций. О природе вещей.
ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ.
Эти письма были долгое время известны под названием "Писем к Евгении". Малосообщительный характер людей, в чьи руки они сначала попали; странное и все же вполне реальное наслаждение, которое доставляет обычно людям исключительное обладание какой-либо вещью; своего рода отупение, малодушие и подлый страх, порожденные гнетом церковной тирании даже в таких людях, которые благодаря своему умственному превосходству менее всего должны бы склоняться под отвратительным игом духовенства,- все это вместе взятое настолько способствовало удушению, если можно так выразиться, этой важной рукописи, что она долго считалась утерянной: обладатели рукописи хранили ее в глубочайшей тайне и не разрешали снять с нее копии. Списков ее, действительно, существовало так мало, даже в "Библиотеке любителей курьезов", что покойный г. де Боз, собиравший самые редкостные литературные труды всех жанров, так никогда и не смог заполучить копии этой рукописи; в свое время в Париже их насчитывалось три; неизвестно, называлась ли с умыслом именно эта цифра: propter metum Judaeorum (1), или же, действительно, других копий не существовало.
Пять или шесть лет тому назад рукописные копии этих писем получили несколько большее распространение; есть даже основания полагать, что в наши дни они очень многочисленны, так как копия, послужившая оригиналом для настоящего издания, была сверена и выправлена по шести спискам, которые удалось раздобыть без большого труда. Все эти копии, к несчастью, пестрят извращающими смысл ошибками и содержат несколько разночтений, которые, строго говоря, хотя и помогли в некоторых случаях установлению истинного смысла, но чаще только вызывали затруднения при толковании того или иного места: еще одно доказательство многочисленности копий, ибо чем больше их делается, тем больше оказывается между ними и различий, в чем можно легко убедиться, взглянув на списки "Письма Трасибула к Левкиппе" (1) или же на разночтения Нового Завета, собранные ученым Миллем и насчитывающие свыше тридцати тысяч.