Письма к Андрею

А если сами исследователи счастливы от своих исследований, значит, эта деятельность не бесполезна! К тому же в результате этой деятельности появляются увлекательные, почти детективные работы, которые могут порадовать ещё и многих любознательных читателей. Не исключён тот факт, что истории жизней художников, жизнеописания их удивительных судеб и талант исследователей, написавших эти жизнеописания, привлекут и привлекают людей к искусству самих авторов. Каким бы путём человек ни пришёл к встрече с искусством, главное, чтобы эта встреча случилась.

А скольких зрителей и читателей приобщил к искусству сам азарт, сама страсть и талант исследователей истории искусств! Честь им за это и хвала! Их же практические выводы и конкретные толкования произведений пусть останутся на их совести в виде вознаграждения им за труды. Видит Бог, они имеют на это право, несмотря на то количество дров, которые наломали.

Есть и другие исследователи. Это по сути совершенно другие люди. Они исследуют только и сугубо сами произведения. Они ставят перед собой задачи, по их мнению, высшего порядка, чем те, что ставят перед собой историки. Они занимаются анализом только и исключительно созданного текста, фильма, спектакля. Всё, что находится за пределами, за границами произведения искусства, ими отвергается как лишняя информация. Само определение и выявление таких границ – это уже важно, ценно и мужественно! Такое определение и утверждение верно, потому что ведёт к пониманию произведения как самоценного и самодостаточного явления.

Однако таким исследователям в массе своей и чаще всего недостаточно признания того, что то, что хотел сказать автор, это и есть само его произведение от первой буквы до последней или от первого кадра до финальных титров. Они хотят добраться до глубин иного уровня и качества. Им интересен способ создания произведения. Они жаждут его выяснить на молекулярном уровне. Их интересует чуть ли не химический состав каждой детали художественного произведения.

Такие исследователи приходят к поразительным выводам! А гениальные произведения искусства обладая, как и сама жизнь, бесконечностью, многозначностью и многослойностью, позволяют делать любые выводы и подтверждать практически любые концепции.

Чего только не находят теоретики в произведениях искусства!!! С какой бы концепцией они ни приступили к анализу оных, любая найдёт в тексте или в фильме своё подтверждение.

Ищет теоретик в произведении мифы и аллюзии – найдёт и мифы и аллюзии. Интересует исследователя оппозиции чёрного и белого, статичного и подвижного, чётного и нечётного в том или ином романе – и вот уже весь текст романа вдруг окажется насыщен этими оппозициями. Мало того, покажется, что автор только и думал о том, чтобы наполнить своё произведение соотношениями чёрного и белого, подвижного и статичного. Исследователь легко сведёт всю многозначность произведения к той концепции, с которой он взялся за его анализ.

Исследователь-теоретик если хочет найти символы, он их найдёт и докажет. Он обнаружит метафоры даже в описании пейзажа или в эпизоде фильма, где на экране только струится вода, колышатся водоросли и больше ничего. Или, увидев в кадре собаку, такой теоретик обоснует её появление всей возможной историей участия образа собаки в мировом искусстве, мифологии и религии.

Анализирующий произведение исследователь, оснащённый культурно-философско-художественным багажом и инструментарием, извлечёт вам из организма произведения такие подробности его происхождения, что диву можно даться. Он обнаружит и убедительнейшим образом подтвердит, например, связь облика и имени героя современного произведения с античными героями, а то и с героями более древних мифов. Обнаружит, докажет и объяснит тем самым его поведение и поступки.

Теоретики могут доказать не только неслучайность и продуманность каждого слова в тексте или кадре каждого произведения искусства, но обнаружат и обоснуют тайну его происхождения и появления.

От результата работы таких исследователей у любого человека, просто любящего искусство и живущего впечатлениями, возникает страх перед этим самым искусством, а также ощущение своей убогости, дремучести и неспособности со своим жалким впечатлением постичь все глубины и бесконечные смыслы того произведения, которое он просто и по-человечески любит. В результате деятельности таких теоретиков автор, к которому читатель или зритель прежде относился просто с почтением, доверием и любовью, вдруг начнёт вызывать благоговейный ужас и отторжение как гигант ума и духа.

Как были бы потрясены авторы, будь у них возможность прочитать те диссертации и материалы разнообразных литературоведческих конференций, которые написаны и пишутся по их книгам. Они были бы потрясены той продуманностью и той невероятной изощрённостью, которую им приписали аналитики их произведений.