Читаем Письма к Андрею полностью

Искусство не имеет развития. Оно, как и человек, рождается и умирает. Точнее, рождается и умирает вместе с человеком, его творящим. (Я, конечно, помню утверждение, что человек смертен, а искусство вечно. Но вы же понимаете, в каком смысле в данном случае я употребил слово «умирает». В смысле процесс создания заканчивается вместе со смертью художника или когда художник прекращает заниматься созданием искусства.) То есть искусство имеет развитие внутри жизни художника.

Искусство не может развиваться последовательно от одного художника к другому, хотя многие-многие гении испытывали сильное влияние предшественников на своё творчество. Но прямого и поступательного развития искусства, как науки, быть не может. Если бы такое развитие было возможно и происходило бы, то искусство оторвалось от людей и ушло бы в нечеловеческие сферы и формы, которые мы не можем себе даже вообразить. Искусство всегда с человеком и адресовано живым людям. Искусство без человека с одной и с другой его стороны невозможно, немыслимо. Иначе это не искусство, а жульничество.

Искусство, я повторяю, может развиваться только в жизни и судьбе самого художника. Создатель искусства может идти от простых форм к более и более сложным, добиваться всё большей и большей точности, выразительности и силы. От рассказа к повести, от повести к роману, от романа к эпопее… От скромной одноактовки к большой многофигурной пьесе…

Так может развиваться художник. Но художник развивается не один. С ним вместе развиваются и те люди, которые соприкасаются с его искусством в этом развитии.

Однако даже жизнь отдельного автора не всегда является ростом. Как много раз мы видели обратное! Как ужасна и незавидна судьба художника, чьим лучшим произведением стал дебют или что-то из раннего.

<p>Письмо пятое</p>

Если же искусство невозможно зародить в человеке путём обучения, если никакой образовательный курс не может создать подлинного художника, то можно ли искусство изучать как что-то объективно существующее, как географию или историю? Конечно можно! Кто же такое может запретить?

Если есть произведение искусства, если известен его автор, известно время и место его создания, то можно выяснить ещё много дополнительной информации. Можно раздобыть массу документов того времени, узнать, с кем автор общался, с кем дружил, с кем враждовал, кого любил, о ком скорбел, чем болел и пр. и пр. и пр. Исследователи могут найти и прочитать переписку автора, в которой можно многое обнаружить. Все такие сведения могут быть очень и очень интересными, удивительными, любопытными и впечатляющими. Такие сведения могут объяснить, почему в тот или иной период своего творчества автор писал много о любви… А просто в это время он, например, был сильно влюблён в некую современную ему конкретную особу. Или в жизни автора случилась трагедия и беда, после чего автор больше не смог творить, или его творчество сильно изменилось и стало страшным и мистическим.

Однако никакие биографические сведения и данные, никакие письма, личные дневники и даже черновики автора не дадут ничего дополнительного для восприятия его произведения искусства. Мы можем узнать, по какой причине, возможно, изменились тональность и тематика творчества художника. Не более! Мы можем найти в биографии автора даже те факты и людей, которые попали в его произведение, можем угадать в каких-то созданных автором персонажах реальные черты его современников, родителей и даже самого автора. Но всё это не поможет нам понять чудо возникновения искусства и феномен самого художественного впечатления, исходящего от этого искусства.

Необходимо признать, что самого произведения искусства достаточно для того, чтобы чудо переживания и сопереживания возникло. Всё, что находится за пределами произведения, будь то события, связанные с созданием оного, эпоха его создания и даже личные человеческие качества автора являются лишними, ничего в суть произведения не добавляющими. Если быть совсем точным, то даже имени самого автора нет необходимости знать для того, чтобы получить то впечатление, на которое направлено его произведение.

Но изучение жизни авторов – дело интересное и увлекательное. Судьбы художников часто запутаны и сложны. В них много волнующих, роковых подробностей, удивительных случайностей, почти мистических знаков и необъяснимых, кажущихся волшебными, событий.

Исследователи и историки искусства с азартом берутся за белые или тёмные пятна биографий художников. Работа литературных историков чрезвычайно интересна! Она похожа на детективные расследования. Исследователи, изучая тайны и загадочные страницы жизни авторов, как бы идут по следу замыслов тех или иных произведений, совершенно забывая и даже отвергая чудесность рождения искусства.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология