Письма г-на Сен-Пьера, написанные им в Севилье в 1764 году (СИ)

Любящий тебя с каждой минутой все сильнее,

твой Шарло.

Письмо Сен-Пьера графу де Оссону.

В Мадрид. 4 ноября 1764г.

Господин посол,

Увы, по-прежнему я ничего не могу сказать нового относительно нашего дела. Видно, здешний климат не располагает к принятию быстрых решений. Все мои визиты были напрасны: любые попытки навести беседу на нужную тему тонули в легкой болтовне, которая в другое время показалась бы мне, несомненно, приятной. Меня охотно расспрашивали о Париже, о наших нравах, о наших модах, музыке и погоде - я отвечал из вежливости. Но едва я заговаривал о делах, как наступало время сиесты, которая здесь поистине священна, или обеда, или ужина, на который меня не приглашали, и мне очень вежливо намекали, что не стоит задерживаться. И я уходил, не солоно хлебавши, раздраженный и недовольный. Однако справедливости ради стоит заметить, что я не располагаю никакими заверенными бумагами, подтверждающими мои полномочия. Если причина недоверия ко мне кроется в этом, то роптать нам не на кого, кроме тех, чьи имена произносят только шепотом, ввиду важности занимаемого ими положения.

Не далее как позавчера, готовясь нанести очередной визит, я столкнулся на пороге дома, куда собирался войти, с принцем Кампанья, который как раз оттуда выходил. Он отсоветовал мне беспокоить хозяев, поскольку они собирались ложиться спать - и это в три часа дня! - и вызвался проводить меня. Мы шли по улице, слуги принца держались на несколько шагов позади нас, не отставая, но и не приближаясь, дабы не мешать нашей беседе. Принц был настроен благодушно, что с ним редко случается, и даже пригласил меня отужинать вместе с ним. Я удивился, но, разумеется, принял его предложение и минут через десять мы оказались у него дома. Этот дом, довольно скромный снаружи, находится недалеко от римского акведука, сохранившегося в память о древних завоевателях. Принц обещал показать мне еще одно сооружение той эпохи - арену, построенную, кажется, Сципионом, и довольно хорошо сохранившуюся. Он сдержал свое обещание в тот же вечер. Но обо всем по порядку.

Когда мы вошли, я был просто ослеплен богатством дома, его изысканной обстановкой и той роскошью, которая больше соответствует восточным дворцам, чем жилищу европейца. Принц показал мне несколько комнат, богато убранных, впрочем, не без вкуса. Обед был подан в огромной зале, центр которой занимал длинный стол. Сидя друг напротив друга с двух концов этого стола, мы могли лишь воздавать должное блюдам, ибо расстояние, разделявшее нас, делало беседу невозможной. Но это имело то преимущество, что с едой мы управились довольно быстро. По испанским меркам, разумеется. Принц вообще не любит спешить, его движения всегда медлительны и плавны: быть может, таким образом он подчеркивает свое достоинство и благородное происхождение. Не станем же вменять ему в вину эту слабость.

Едва мы кончили обедать, принц велел заложить карету, чтобы отправиться осматривать руины, которые находятся в некотором удалении от города. В ожидании, пока все будет готово, мы провели три четверти часа в комнате, называемой курительной, где принц угостил меня превосходным турецким табаком. Поздравьте меня, граф, ибо то была первая трубка табаку, выкуренная мною! Зная, что вы всегда получаете удовольствие от этого занятия, я не осмелился отказаться от предложения принца, хотя признаюсь, что запах дыма понравился мне гораздо более, нежели вкус. Наш отдых на шелковых подушках завершился с приходом слуги, сообщившего, что карета готова.

Уже темнело, когда мы тронулись в путь. Когда же мы оказались на месте, небо было уже совсем черным и пришлось зажечь факелы, чтобы рассмотреть остатки некогда величественного сооружения. В красноватом свете факелов развалины амфитеатра казались таинственными и устрашающими. Черные провалы входов, обрушенные ступени и разбросанные тут и там камни - вот все, что напоминает о былом величии древней империи! Поистине печальное зрелище! Но черно-белая мозаика пола - вот истинный шедевр! Бьющие копытами морские кони и драконы, свившиеся кольцами, тритоны и рыбы, какие-то мифические существа с трезубцами в руках предстали перед нами в дыму факелов и от того выглядели еще более фантастическими.

На обратном пути принц был мрачен.

- Здесь все пахнет смертью, - сказал он, передернув плечами. - Смерть везде - в этих развалинах, в наших домах, на улицах и площадях, в церквах и садах - она окружает нас. От нее не спрятаться.

Я подумал, что он вспомнил о несчастном доне Альфонсо.

- Мой принц, не стоит принимать так близко к сердцу смерть алькальда. Он был уже немолод, и, судя по всему, не страдал.

- Я говорю вовсе не об этом! Что мне до этого господина?! Он из тех людей, кто и жить не достоин; если бы он встал на моем пути, я бы раздавил его, как гадину.

- Надеюсь, он не дал вам повода...