Письма

Все же это Мартиниан приводил в исполнение, сделав, не знаю как, подручным себе епископа. Ибо епископ (пусть смело будет высказана истина, иначе и сказать я не мог бы) так ему раболепствовал, как низкий и купленный за деньги невольник, на то и поставленный, что бы делать все, что прикажет Мартиниан. До такого безумия (пусть будет сказано то, что составляет верх зол и венец сего плачевного зрелища) довел он епископа, уловив его обещаниями, которые ныне этот епископ, выставляя на позор собственное свое несмыслие, провозглашает открыто или по принуждению, или по убеждению (что и сказать о сем не знаю, по чрезмерной несообразности дела), вписав в церковных книгах, что обиженная Мартинианом Церковь у него же состоит в долгу. Ибо Мартиниан думал, что иначе не может владеть безопасно тем, что приобрел не по праву, если не покажет, что Церковь должна ему, хотя он не чает потребовать у Церкви то, что у нее похитил, а домогается только, чтобы Церковь у него не потребовала.

Бедный же город, как скоро узнал, на что ухищряется Мартиниан, так как не оставалось сие в неизвестности (не буду говорить о том, что, по чрезмерной важности совершаемого им, обвиняли его даже в волшебстве и уличали в срамных и гнусных грехах), нередко порывался убить его, впрочем удерживался от этих порывов. А Мартиниан, всеми укоряемый и обвиняемый, клеветал всем на епископа, епископу же на всех, вооружая его на любителей добродетели, чтобы во всех подавить дерзновение, а всем объявляя, что епископ торгует рукоположениями, злоумышляет против людей целомудренных, присваивает себе имущество Церкви, потому что берет золото и вписывает в церковные отчеты. Рассказывал же это, думая сими ухищрениями угасить людский гнев на то, что сам он делал.

И когда иные указывали на это самому епископу, не было от сего успеха: вероятно, он внушал, что без клеветников не обходится ни одно дело. Когда же с тою мыслию, что говорит он истину, явились и обвинители, притом многие достоверные, готовые представить доказательства, и в этом случае вовсе не вышло так, чтобы по обличении, наконец, всякого предлога по всей справедливости был Мартиниан заподозрен всеми, как сообщник в том, что делалось. Ибо если бы и тысячекратно обещал он вносить в Церковь все приобретаемое гнусными способами, более всего не надлежало бы передавать ему в руки все церковные доходы, и тысячи душ соблазнять тем, что делалось. Даже, если бы и обольщен был епископ обещаниями, не надлежало оставлять дела безотчетным. И если должно было требовать отчетности, то надлежало поверять отчеты в точности при помощи людей разумных и опытных, потому что сам епископ, по словам его, и в этом, как и в чем–либо другом хорошем, неискусен. А если епископ подписывал отчеты тайно, не приглашая никого к поверке, то ясно, что не обманут он был (как громко вопиет, думая этим отстранить от себя обвинение), но сам расхищал церковные имущества, и всю Церковь пускал в продажу.

Так Мартиниан, как купивший, и купивший беззаконно, рассудил еще безаконнее пользоваться приобретенным, спеша одно зло заменить другим. Ибо, забрав себе в руки все церковные деньги или, как сам говорил, разделив с поручившим ему экономию и давшим повод к такому плачевному действию, недавно послал золото в Александрию, домогаясь себе епископства, хотя не в состоянии он управлять даже самим собою. Узнав о сем, святыня твоя, по обязанности отлучить его, угрожала ему посланием и подтверждала, что, если опять примется за то же, будет объявлен отлученным, как наносящий бесславие Божественной вере в целой египетский области. А теперь, пренебрегши и посланием, и угрозами, тайно устремился Мартиниан в Александрию, ища себе епископства, причиняя вред доброй о тебе славе слухами, будто бы и ты рукополагаешь за деньги.

Посему (о, как назову тебя, чтобы достойно приветствовать!) твоему великому уму свойственно, хотя и отложив строгое наказание его поступков до нелицеприятного судилища (потому что здесь и невозможно понести ему достойное наказание), однако же подвигнуться, и, во–первых, защитить обиженную Церковь, во–вторых, поддержать собственное свое мнение, угрозы привести в исполнение и отлучить его. Ибо если, — чему не верю, — не только не претерпит он ничего подобного, но еще будет рукоположен, то истинною окажется разглашаемая тайна. А потом должно с несколькими благоговейными епископами, врагами всякой корысти, выслать Мартиниана сюда, чтобы дал отчет в церковных доходах, и какой окажется долг, пусть возвратит, если же дал что епископу (ибо епископ говорит, что ничего не дано ему, но он обманут), сделать сие известным.