У Исака Динесена[18] есть известное высказывание: «Пиши каждый день, без надежды, без отчаяния». Вот я и писал каждый день по десять листов. Бесстрастно и невозмутимо. «Без надежды и без отчаяния» – на самом деле замечательно сказано! Я вставал с утра пораньше, разогревал себе кофе и четыре-пять часов работал за письменным столом. Если писать в день по десять листов, то за месяц получится триста. За полгода – тысяча восемьсот листов. Конкретный пример: тысяча восемьсот листов – это как раз первый черновик рукописи «Кафки на пляже», романа, который я писал в основном на северном побережье острова Кауаи на Гавайях. Там, знаете, нет вообще ничего, кроме постоянно идущего дождя, благодаря этому работа у меня спорилась. Я приступил к написанию в начале апреля и закончил в октябре. Помню точно, потому что начал писать, как раз когда стартовал сезон профессиональной бейсбольной федерации, а закончил – к началу чемпионата Japan Series[19]. В тот год «Якультские ласточки», которых тренировал Вакамацу, стали чемпионами, и я, их преданный болельщик на протяжении долгих лет, пребывал в диком восторге: «Ласточки – чемпионы! А я дописал роман!» Это чувство я отлично запомнил. Все время работы я практически безвылазно сидел на Кауаи, поэтому не мог во время сезона ходить на стадион Дзингу и смотреть их игры. Конечно, было очень жаль.
В написании романа – в отличие от бейсбола – практически нет перерывов. Едва закончив игру, ты сразу же вступаешь в следующую схватку. Когда готов первоначальный вариант рукописи, то вот тут, если вы меня спросите, наступает самый интересный момент, на который действительно не жалко потратить время.
Я правлю упорно, как трактор
Когда закончен начальный черновик, надо немного перевести дух (бывает по-разному, но в среднем хватает недельного отдыха) и приниматься за первую правку. Что касается моего подхода, то я правлю упорно, как трактор, с самого начала и до самого конца. Конкретно перепахиваю весь текст. Каким бы длинным ни получился роман, как сложна ни была бы структура, я работаю, не имея четкого плана, не зная, как будут развиваться и куда заведут меня события. Во время работы в ход идет все: любая посетившая меня идея может экспромтом войти в сюжет, и так постепенно рождается роман-импровизация. Писать таким образом, несомненно, гораздо интереснее, но при этом не избежать противоречивых, темных мест. Их действительно получается довольно много. Характер (или характеристика) кого-нибудь из героев романа может по ходу измениться до неузнаваемости. Может нарушиться хронология. И вот все эти нестыковки я нахожу и привожу в порядок, чтобы получилось связное, последовательное повествование с внутренней логикой. Некоторые куски текста я выкидываю, некоторые переписываю, вставляя тут и там новые эпизоды. Так было, когда я писал «Хроники заводной птицы»: я обнаружил огромный фрагмент, который не лез вообще ни в какие ворота. Пришлось выкинуть несколько глав, на основе которых я позже написал отдельное произведение («К югу от границы, на запад от солнца»). Такое тоже в практике случается. Хотя это, конечно, исключительный случай, обычно забракованное мной исчезает бесследно.
Первая правка продолжается месяц, а иногда два. После нее я опять немного отдыхаю и приступаю ко второй правке. Действую опять-таки по наитию. Могу добавить более детальные описания пейзажей или изменить ритм диалогов. Проверяю, не осталось ли в тексте каких-нибудь сюжетных нестыковок, облегчаю трудночитаемые места, чтобы сделать повествование в целом более естественным и гармоничным. То есть здесь уже речь идет не о серьезной полостной операции, а о серии небольших хирургических вмешательств. После окончания второй правки – снова отдых и третья правка. Тут уже не оперативное лечение, а физиотерапевтические процедуры. На этом этапе важно найти, где надо подкрутить, а где ослабить гайки для более эффектного разворачивания сюжета.
Большая проза – большая в буквальном смысле: по объему и по времени, поэтому, если гайки везде затянуты слишком сильно, читателю может не хватить воздуха. Надо перечитать, чтобы убедиться: в некоторых местах у читателя есть возможность перевести дух. Нужно улучшить баланс между целым и его частями… И так постепенно происходит детальная настройка всей вещи. Иногда критики прицепляются к какой-нибудь одной части романа и говорят: «Писателю непозволительно быть таким небрежным». Но как по мне, подобную их игру честной не назовешь. Роману необходимы небрежные, расслабленные места, так же как живым людям нужно иногда отдыхать. Именно за счет намеренной небрежности эффектно срабатывают те части, где все затянуто до предела.