Пируэты (не) для слабаков

– Манюнь, не груби дяде! – Алекс обнял её за плечи и подмигнул Виктору: – Тигрица, а не девочка. Вы осторожно домой езжайте. Дорога нынче скользкая.

– Ты тоже не пожмёшь мне руки? – повернулся Виктор к Дмитрию, ковырявшему носком ботинка снег.

– Да пошёл ты!

Виктор сел в машину. Из-за угла дома вышел Карим. Его щёки раскраснелись, дыхание сбилось. Он торопливо открыл ворота и проводил Виктора недружелюбным взглядом.

«Да уж. Парадокс! Простой, как валенок, Дмитрий вырастил второго Макиавелли. Парень ведь не только этой девкой крутит, но и в криминальных кругах не последний человек. Артур чистой воды исполнитель, умница и правдоруб – сын такого интригана, как я. Бедная Геля, а я свинья! Уверен, что мог забрать её, и Алексей ничего бы не сделал. Как Геля растерялась в гостиной. Всё уже давно решено за неё. А я даже не попытался ей помочь. Но чем? Марина права. Сон в руку. Пусть Геля останется с Лёшей…»

Чёрный джип подрезал машину Виктора и умчался вперёд. «Волга» чуть не ушла в занос, но Виктор вырулил и тут же вспомнил слова Алексея: «Дорога нынче скользкая, говоришь? Только рыпнись щенок, и я устрою тебе вырванные годы!»

Злой, как скорпий, Виктор подъехал к дому Татьяны и достал из бардачка пистолет. Расстегнул «аляску», ремень и надел кобуру на пояс. Оглядевшись по сторонам, Виктор вышел из машины, и, хлопнув дверцей, с хрустом провернул в замке ключ.

На втором этаже уютно светилось окно кухни. Держа руку на рукоятке пистолета, Виктор шагнул в подъезд и прислушался. Тихо. Поднялся бегом. Татьяна уже, открыв дверь, ждала на пороге.

– Танюша, милая! – Виктор повесил «аляску» на крючок и прижал любимую женщину к груди. – Как же я сегодня устал. Артур так и спит?

– Да. Я его держу на лёгкой дозе. Завтра огурцом проснётся. Вещи я ему постирала, нагладила.

– Умничка, – Виктор коснулся нежных губ. – Есть, что поесть?

– А то!

* * *

– Геля выходит замуж. – Виктор отпивал из кружки обжигающе-крепкий чай.

– Слышал уже, – Артур неохотно ковырял ложкой овсяную кашу, сдобренную сливочным маслом, – этому нужно помешать.

Виктор встал и взял бумаги с холодильника.

– Не нужно.

– Не тебе решать.

Он говорил, как Геля. На мгновение Виктор усомнился. Артур поднял на него глаза. Тут же на память пришёл сон, и Виктор положил бумаги перед сыном.

– Что это? – Артур ткнул пальцем в бумаги.

– Югославия. Контракт.

Артур облокотился на стол и упёрся лбом в ладони.

– Ты убил трёх мирных граждан, – тихо сказал Виктор. – И наследил. Это твой откат за реальный срок.

– Я убил трёх бандитов! – Артур дерзко взглянул на него.

– Все бандиты у нас в тюрьмах сидят, а ты убил мирных граждан. – Виктор достал из ящика стола заранее приготовленную ручку. – Ты же мечтал об этой работе.

– Мечтал… Пока не понял, чем она пахнет.

– И чем?

Артур молча доел кашу, подошёл к раковине и включил воду.

– Дерьмом, потом и кровью, – сказал он, поставив тарелку на сушку.

– Так ты подпишешь контракт?

– Ты, конечно, молодец! – Артур усмехнулся и хрустнул суставами пальцев. – Принёс мне готовый контракт и делаешь вид, что у меня есть варианты.

– Подписывай! Вернёшься из Чечни и прямиком туда.

– Это трындец! – вспылил Артур. – Ты со мной мог посоветоваться?

– А ты? – рявкнул Виктор в ответ. – Перед свиданием.

– Я должен быть уверен, что Геля в надёжных руках и счастлива! – Артур прошёлся по кухне.

– Они ждут ребёнка, – выложил Виктор козырного туза. – И вполне себе счастливы. Клянусь.

Артур вырвал из рук отца ручку и, пробежав глазами контракт, поставил размашистую подпись.

Глава 40

Я отремонтировала «мерседес» и поняла, как соскучилась по его комфорту. С большой неохотой выбираюсь из его теплого салона на улицу, закрываю машину и прячу ключи в кармашек кожаной сумки. Из чёрных туч валит снег. Крупные хлопья мягко ложатся на землю и тоскливо скрипят под ногами. Завтра придется брать у дворника лопату откапывать железного коня. Крещенский мороз забирается под короткую кожаную куртку и пронизывает до костей. Редкие фонари мажут опустевший двор тусклым светом. Покосившиеся качели, исписанная непристойностями трансформаторная будка, сваленные посреди дороги решетки от разломанной ограды. Когда выстроенная по кирпичику жизнь рухнула в одночасье, у меня появилось время оглядеться по сторонам. Питер девяностых мало чем отличается от революционного Петрограда.

Наконец-то парадная. Неделя, как я перебралась ненадолго к родителям. Сейчас дерну кофейку… Нет, лучше коньячку, и лягу в ванну с книжкой. А завтра – во Псков. Нервишки подлечу на свежем воздухе, пока документы готовятся.