– Служил я, помнится, в Третьей Особой Бригаде Береговой Охраны, – начал он излюбленную свою байку. – И поднимают нас, значит, по тревоге. Ночью. А море штормит. Баллов семь…
– Завянь, – буркнул Облом, прислушиваясь.
Бывший капрал захлопнул пасть и тоже навострил уши. Бандиты, засевшие за камнями, вздыхали и почесывались, а некоторые даже – сморкались, но все равно сквозь этот шум пробивался странный звук. Будто ветер свистел в скальных останцах, хотя погода стояла на редкость тихая. Нет, это был не ветер. Более всего звук походил на художественный свист. Кто-то с чувством выводил сложную руладу, мотивом отдаленно напоминающую старую песню воспитуемых-уголовников «Уймись, мамаша».
Меченый округлил зенки и расплылся в идиотской улыбке.
– Слышь, Облом, – прошептал он. – Да это никак свои? Блатные!
Главарь усмехнулся, процедил:
– «Уймись, мамаша»! – и добавил: – Щас тебя «свои» нашпигуют свинцовым горохом по самое не балуй.
– Ладно, – отмахнулся Зун. – Ты босс, тебе виднее… Пойду к ребятам, а то начнут палить почем зря…
– Правильно, – одобрил Облом. – Патроны надо экономить. Стрелять наверняка. И этих, – он кивнул на двух мародеров, которые с тревогой прислушивались к разговору начальства, – с собой забери. Думать мешают.
– Ты думай, Облом, как нам выкрутиться, – отозвался бывший капрал. – Неохота за зря подыхать.
Он мотнул головой подельникам и стал взбираться на «линию обороны».
Главарь присел на валун и принялся грызть кулак.
«Никакие это не блатные, – сказал он себе. – Но и на нормальных имперцев не тянут… Сброд, вроде нашего, но с изюминкой… И не с одной, надо полагать… Из тех изюминок, что сами разбегаются, когда свет в сортире включают…»
Из головы Облома не шел сверток, который Шкелетик извлек из-за офицерской пазухи.
«Мутанты, как пить дать, – продолжал размышлять бандитский главарь. – Порождение какой-нибудь кризис-зоны в Архипелаге… Что ж им от нас-то, убогих, понадобилось? Взять с нас, знамо, нечего… Окромя…»
Догадка осенила Облома, как обухом по голове. Он вскочил. И в это время подельники открыли огонь.
– Не стрелять! – заверещал главарь и кинулся на четвереньках вверх по склону ближайшей возвышенности. – Массаракш вам в печенку! Не стрелять!
Меченый расслышал его вопли. Знаком приказал прекратить огонь и выслал пару дюжих молодцов, чтобы помогли главарю вскарабкаться на гребень.
– Чего блажишь? – без всякой почтительности поинтересовался Зун, когда тот плюхнулся рядом. – Ну дали залп для острастки, чтоб не высовывались, гниды… По патрону на брата, не больше…
Облом не ответил. Вытащил бинокль и принялся обшаривать окрестности. Имперцев он заметил сразу. Те, похоже, и не слишком скрывались. Островитяне рассыпались редкой цепью и держали убойные свои «василиски» наготове. Видать, ждали приказа. Или чего-то еще.
Ага, ясно чего.
Из-за скального обломка, похожего на перевернутый коренной зуб, высунулся давешний Шкелетик с какой-то блестящей штуковиной в руке. Облом пригляделся.
«Надо же, матюгальник! – удивился он. – Неужто будет среди нас разъяснительную работу проводить?»
Шкелетик приставил мегафон ко рту, и над каменистым урочищем разнесся холодный металлический голос.
– Внимание, мародеры! С вами говорит уполномоченный флота Его Величества Императора всея Архипелага и прилежащих островов…
– Что он несет? – изумленно вопросил Студент, беглый дэк, получивший срок за подделку дипломов об окончании Университета. – Какой еще уполномоченный флота?
Зун Панта, не говоря ни слова, ткнул умника носом в лишайник.
Шкелетик продолжил:
– Вам предлагается сложить оружие и проследовать на борт белой субмарины, где вам будет оказана медицинская помощь, выдано обмундирование и матросский паек…
– Во заливает, гнида! – не выдержал У курок. – Марафет, шкретки и пайка – как в Мировой Свет пернул…
Длиннорукий Меченый дотянулся и до него.
Матюгальник вещал:
– В противном случае, вы все будете уничтожены как бандиты и мародеры…
Облом не сводил с тощего матросика бинокль. Роба на впалой груди Шкелетика подозрительно топорщилась.
Мокрица?
– А ну-ка, Меченый, – проговорил главарь. – Пальни-ка ты в этого с матюгальником…
Бывший капрал с готовностью вскинул винтовку.
– Но не убивай, – уточнил Облом. – А так… чтоб обделался…
Зун усмехнулся в сивые усы.
– Сделаем!
Он на скорую руку прицелился, надавил на спусковой крючок. Карабин был пандейского производства и отличался бесшумностью стрельбы. Фррр, – как будто птаха вспорхнула, – и Шкелетик, выронив мегафон, повалился в заросли стланика.
Мародерский главарь не отрывался от бинокля.
– Ага, – пробормотал он, – зашебуршилась… Пошла… пошла, родимая…
«Вставай, Диего Эспада! Вставай, сукин сын!»
Странник в черном кимоно, расшитом алыми иероглифами, протягивает ему жилистую руку. Но Эспада не спешит подниматься. На татами лежать хоть и жестковато, но хорошо. Покойно. Не надо выполнять чужие команды, не надо драться с неуловимым нечто, что засело где-то в подкорке. А главное – не надо таскать на себе эту проклятую тварь…
«Вставай, камрад! – басит Слон, протягивая лаковую шкатулку. – Тебя ждут великие дела!»