Пирамиды астрала

"Ну, чего они там еще наворотили!" — ворча вскочил я, при этом задев ножку стола и пролив остатки содержимого своей чашки на фильтровальную бумагу, которая заменяла нам скатерть. — "О господи! Еще этот кофе!" — на секунду притормозив, успел подумать я. Потом махнул рукой и рванул в лабораторию.

В дальнем углу, где у нас располагался «тренажер» — камера для животных с энцефалографическим оборудованием, суетилась Любочка, а ей то ли помогали, то ли мешали Витек и Иринка. Подбежав ближе, я увидел, как Любочка в отчаянии щелкает переключателями. А в камере лежит, обвиснув на удерживающих ремнях и с подключенными к голове проводами, маленькая собачка.

— Что тут у вас? — я попытался с ходу разобраться в ситуации.

— Женечка! Сама не знаю! Я ее…! А она дохнуть! А тут эта…! — причитала Любочка, беспомощно размахивая руками.

Понять, что она имела в виду, как всегда, было невозможно. Поэтому я в первую очередь отключил от сети энцелограф, а потом занялся бедным животным. Снял с собаки все провода и шлейки. Пульс у нее прощупывался, но очень слабый. Я занялся выяснением обстоятельств с элементарного допроса. Может, и не такого, как в гестапо, но, наверно, на среднюю ментовку потянет — настолько я был рассержен:

— Так! Быстро, что вы тут делали?! Кто дал вам право издеваться над животным?! — нахмурившись, я попытался придать своей физиономии свирепое выражение.

— Я… Мы… У меня есть доступ к животным! Вот! — сначала промямлив, но потом, собравшись с духом, выпалила Любочка.

— Что? Откуда?!

— Оттуда! — Любочка гордо показала язык. — Я целых два месяца таскалась на эти курсы — шеф заставил.

"Да, шеф — молодец, а я — шляпа!" — подумал я про себя, но, тем не менее, устрашающе тараща глаза, продолжал свою непоколебимую, почти Сталинскую линию допроса:

— Что вы делали с собакой? — железным тоном вещал я.

— Я это, — опять замялась Любочка. — Мы тут это… опыт ставили.

В процессе допроса, в течение которого я несколько раз менял тактику с «плохого» следователя на «хорошего» и обратно, выяснилось, что Любочка перепутала ампулы с «Ксилонейросказином» Вместо маркировки «А» взяла «В». Но, как и положено молоденькой и симпатичной девушке, она не остановилась на этом и перепутала еще и переключатели на приборе вместо считывания энцефалограммы, включив подачу импульсов на мозг собаки. И, конечно же, у нее нашлись веские оправдания. Ампулу ей случайно подсунула Иринка, а прибор после тестирования переключил Витек.

Я свирепел и пух, как помидор. Ну как объяснить Любочке, что хорошо все-таки самой проверять все, что ты делаешь?! Никак! Это диагноз! И мне, между прочим, с этим диагнозом работать! В общем, все было, как всегда — очередная Шнобелевская.

— Ну, теперь, кажется, все ясно, — наконец отпустил я народ расползаться по углам и зализывать раны. — Дальше я сам справлюсь. Люба, запиши в журнал, что препарат не тот и опыт остановлен, а я собаку посмотрю. И Ира, дай мне описаловку на "Ксилонейросказин В"!

Действительно, оба препарата, что «А», что «В» были антидепрессантами анксиолитического действия и находились в клинических испытаниях, другими словами, испытывались на людях. Следовательно, у них не должно быть серьезных противопоказаний! Так, дальше: нежелательные эффекты… дозировка… — ничего особенного. Всего в ампуле было 2 мл с концентрацией 1 мг/мл — значит максимум, что могла получить собачка 0,4 мг/кг — нормальная, но никак не смертельная доза. Может у нее анафилактический шок — чего не бывает? Надо кровь на анализ взять, да и энцефалограмму снять — посмотреть, как ее мозг работает…

Спустя три часа собачка продолжала находиться в полной отключке, лежа в клетке экспериментальной камеры. Анализ крови оказался в норме, сердцебиение замедленное, но не очень. А вот энцефалограммой я был сражен! Точнее, ее отсутствием. Я даже, повторяя Любочкины потуги, бегал от компа к собаке, от нее к энцефалографу и обратно. Вегетатика работала, но замедленно, а вот кора была как мертвая! Но, такой полной отключки коры головного мозга при нормальном функционировании всех систем я никогда еще не видел! Даже при глубокой анестезии.

Рабочий день подходил к концу. Пришлось отзвониться в виварий — сказать, что песик нужен в эксперименте до завтрашнего дня. Когда все уже разошлись по домам, я, в последний раз, заглянул в камеру, проверить самочувствие собаки — ничего не изменилось. Я, удрученно вздохнув, погасил свет и пошел домой.