Пирамида баксов

– И лыка не вяжет. Понимаешь? Ну прямо вот на бровях мужик, типа любимый клиент начальника вытрезвителя. И у него, короче, из портфеля горлышко бутылки торчит. Я сначала портфель сдуру потянул, а он, гад, его держит, будто это последняя ценность в его жизни, блин, и мычит, главное. Ну ужратый же, зараза, ну прям глаз не открывает, а все же чувствует, что имущество в опасности, и мычит, ну протестует типа. Я думаю – не буду нарываться, может, у него в портфеле уже и нет ни фига, пропил все, потому что, чтобы так ужраться, надо кучу бабок заплатить, даже если ты сильно торопишься и водку пивом запиваешь. Ну что у него было взять? Бутылку вот потянул. А оно фигня такая – лучше бы я мимо прошел.

– А я бы попробовал.

– Ну давай, – неожиданно легко согласился рассказчик, запустил руку в сумку и извлек из нее старомодную бутылку.

Мы очень тщательно готовились к этой съемке. Мы все продумали. Мы постарались сделать так, чтобы Миша Ветров обязательно удивился. Это его удивление мы собирались снять. Я ждал этого момента, потому что это было как раз то, ради чего мы и затеяли съемку. Но произведенный эффект превзошел все мои ожидания.

Бутылка «Шато Лафит» урожая одна тысяча девятисотого года. Спустя девяносто девять лет после своего рождения, в одна тысяча девятьсот девяносто девятом году, этот раритет был продан на аукционе в Нью-Йорке за сорок шесть тысяч американских долларов. Честно говоря, сейчас в бутылке было совсем не то, что упоминалось на этикетке. Мы не могли позволить себе такой роскоши. Содержимое употребил совсем другой человек, а мы купили у него уже пустую бутылку – за немалые деньги, между прочим. Дальше уже было дело техники – заново наполнить бутылку и закупорить ее. Всех этих пикантных подробностей Миша Ветров, естественно, не знал.

С ним едва не случился удар. Бутылка «Шато Лафит» тысяча девятисотого года в руках пьянчужки выглядела так же противоестественно, как выглядела бы, допустим, корона Российской Империи в руках уличного попрошайки. Выходите вы из метро, а на ступенях попрошайка клянчит мелочь, и вдруг от неловкого движения из-под полы его замызганного пальтеца, слепя вас блеском драгоценных камней, выкатывается та самая корона.

Лицо бедного Ветрова пошло пятнами. А мужички, не обращая на него никакого внимания, раскупорили бутылку. Тот, кто открывал бутылку, первым и отведал ее содержимого. Просто отхлебнул из горлышка. И скривился так, будто его только что насильно принудили съесть целый лимон.

– Кислятина! – сказал он с чувством.

И второй приложился тоже, тут же закашлялся и стал отплевываться:

– Ох и гадость!

Это было настоящим богохульством. Как если бы кто-то назвал «Джоконду» Леонардо беспомощной мазней. Потрясенный Миша Ветров еще не успел до конца осознать происходящее, а между мужичками уже случился короткий диалог:

– Ну что будем с этой фигней делать?

– Не знаю.

– Ты пить будешь?

– Гадость эту? Не-а.

– И я.

И тут же на глазах у бедного Миши драгоценную бутылку об асфальт – шварк!

Миша закатил глаза и завалился набок.

– Гляди-ка! – сказал мужичок. – Баклану этому, что ли, поплохело?

– Жарко сегодня, – флегматично ответил его собутыльник. – Вот у него чердак и задымился.

Такая им была дана установка: что бы ни происходило, продолжать играть. До тех пор играть, пока я не появлюсь.

И я появился. Я вынырнул из-за Мишиной спины, дружески потрепал его по плечу и участливо заглянул в глаза. У Миши взгляд был совсем никакой. Слабоват оказался парнишка. Уж больно впечатлительный. Просто на удивление.

– Привет! – сказал я ему. – Ты в порядке?

Он наконец смог сфокусировать свой взгляд на мне.

– А-а, – протянул он, – это вы.

Сознание стремительно к нему возвращалось.

– Евгений Колодин. Программа «Вот так история!». Как же, как же… – бормотал он.

Наконец он дозрел.

– Розыгрыш?

– Розыгрыш! – честно признался я.

– Нельзя же так! – попенял он мне. – Калекой можете сделать! Это ж святое!

– Перестарались маленько, – признал я собственные ошибки. – Сценаристы маху дали. Накажем. В размере месячного оклада. Штрафанем их – будут в следующий раз думать, прежде чем свои заморочки предлагать.

– А знаете, – вдруг выдохнул он, прижавшись ко мне так плотно, будто хотел меня в ухо поцеловать, – вы у нас вино заказывали. В ресторане. Помните?

– Как же, – с готовностью отозвался я. – Конечно, помню. «Шато Латур». Шестьдесят первый год. Восемь тысяч долларов бутылка.

– Так вот… – сказал он с покорным выражением лица человека, пришедшего на исповедь. – Это никакой не «Латур», если честно. Мы берем вино – тоже, конечно, неплохое, но все же подешевле, переклеиваем этикетку на бутылке и впариваем нашим крутым по восемь тысяч. Ну они, знамо дело, пьют и бредят – что южный склон холма, мол, что сахаристость, то да се…

Только теперь стало понятно, как мы бедолагу сегодня ухайдакали. В обычном состоянии он бы на такие откровения не решился. Основательно, видать, у парнишки мозги набекрень съехали, если он так бодро залопотал, будто его сывороткой правды угостили.