Пир теней

Эвон и правда не представлял. Позже к нему заглянул Клиф с точно такой же просьбой, еще позже — Лираса и две другие луксурии. Спустя пару дней Нэлин раздала все долги. Потом сняла другую, более дорогую, комнату для сестры. Стала покупать больше еды и даже начала себя баловать новыми нарядами. Лекарю показалось это подозрительным, и ему пришлось проследить за Нэл и клиентом, с которым она уединилась. Подсматривая через крохотную щель в двери, он увидел то, что до сих пор оставалось их общим секретом.

Лираса, Нэлин и другие луксурии, которые просили у травника сильное снотворное, опаивали посетителей. И пока те спали, обворовывали их.

— Эвон, пожалуйста, пойми нас! Мы ничего плохого не делаем, мы забираем деньги у богатых, не у бедных. Нам нужно кормить семьи. Хочешь, мы будем делить прибыль пополам с тобой?

— Нет, не хочу, но я прошу больше мне не врать. Я не стану рассказывать об этом Муди, но теперь предупреждайте меня каждый раз, когда соберетесь сделать это снова. Я невольно стал соучастником ваших преступлений, и, если что-то пойдет не так, я тоже буду виноват. А я не хочу терять работу — думаю, как и вы. Об этом больше никто не должен знать.

Эвон встал на их сторону. Тогда ему казалось это справедливым. Он захотел помочь сохранить семьи другим, пусть даже и таким способом. Эвон подумал, что, возможно, страдания луксурий окупятся и они получат те деньги, которые недоплачивал им Муди. Они заслуживали счастья и нормальной жизни, и Эвон был не вправе им мешать.

Но тогда они не знали, чем это обернется для них. Заимев деньги, луксурии, которые использовали снотворное, стали ухаживать за собой и покупать на рынке красивые платья. Богачи, приходящие в «Блажь», обращали на них внимание, выбирая для утех только их. Муди заметил растущий спрос на одних и тех же шлюх и, быстро разделив их на «обычных» и «элитных», поднял цену. Он добавил развлечений, позволял снимать несколько луксурий сразу, украсил некоторые комнаты балдахинами, подушками и коврами, ввел доплату за особые пожелания клиентов и позволил людям не ограничивать себя. Луксуриям после этого пришлось нелегко. Над ними издевались, заставляли делать ужасные вещи, а Эвон только и успевал, что варить новые снадобья и мази.

Эвон спустился вниз по большой скрипучей лестнице, ведущей в центр зала. На первом этаже было все так же шумно, словно ничего и не произошло. Луксурии вились вокруг посетителей, вольготно развалившихся на бархатных диванах. Одни продолжали танцевать перед ними, другие опаивали гостей алкоголем, а третьи, не дойдя до спальни, занимались любовью прямо на красном ковре. Уже наступил вечер, и гостей прибавилось. Выстроившиеся в очередь посетители выбирали среди представленных парней и девушек тех, с кем хотели провести эту ночь. Луксурии стояли на небольших возвышениях вдоль длинного окна во всю стену. Так они завлекали людей с улицы и демонстрировали себя тем, кто все-таки осмеливался к ним зайти. Эвон обошел толпу, направляясь к высокому столу, за которым находился кабинет Муди. Постучав, он сразу открыл дверь, зайдя внутрь.

— Вот поганец! Выродок! Сын свиньи!

Муди расхаживал по кабинету. Короткий и тесный пиджак был расстегнут, а рубашка прилипла к потной груди. Комнатка была совсем крошечной. В ней стояли два забитых свитками шкафа и стол, на котором высилась кипа бумаг. Внизу под столом стояли мешки, в которых владелец борделя хранил деньги, а в углу в горшке с высохшей землей увядал пожелтевший цветок.

— Надеюсь, вы это не про меня, — Эвон попытался разрядить обстановку.

— Ты давай тут это, не шути!

— Муди, присядьте, а то мне придется и вам давать мак от головной боли. — Травник показал рукой на небольшой диванчик, куда сразу плюхнулся полный низкорослый мужчина.

— Да, сынок, ты прав. Ты тоже не стой. Разговор будет не из приятных.

Он попытался снять с себя неудобный пиджак, но, поняв, что не получится сделать это быстро, закатал рукава.

— Лираса тебе, наверное, уже рассказала, что произошло?

— Да.

— Ну что еще добавить… Жалко девку жуть как. Такая грудь была… просто смак!

— Как вы нашли ее? — Эвон попытался вытянуть владельца борделя из мечтаний, в которые тот начал стремительно погружаться.

— А, да. Покупатель очень быстро ушел. Передумал, может, не знаю. Ну, он деньги заплатил, а все остальное меня не волнует. — Муди похлопал по карману, проверяя, на месте ли монеты. — Только вот Нэлин все не выходила из комнаты. Минута, пять, десять, — загибал пальцы владелец борделя, перечисляя. — Ее уже новый клиент купил, а этой девки все нет и нет. Ну я и пошел за ней. Захожу, а Нэлин лежит на полу: с открытыми глазами, одетая… — удивленно вскинул брови Муди. — Видимо, тот мужик очень торопился, раз она даже раздеться не успела.

— Просто лежала одетая? Ни горла перерезанного, ни крови, ничего? Как ее убили тогда? — Эвон был нетерпелив.

— Да я ж откуда знаю? Глаза краснющие, рот раскрыт, вены вздулись, на шее следы, — поморщившись, ответил Муди.

— Задушили, — подытожил лекарь. — Я могу ее осмотреть?