Пилот

— Это очень ценное приложение к докладу… — протянул Скиннер. — Спасибо, агент Скалли. Вы можете идти.

Она чувствовала себя отвратительно. Более чем отвратительно.

Будто изнасилованная, подумала она и удивилась, почему ей пришло в голову именно это сравнение.

Высокий человек с «Морли» в тонких губах прошел навстречу ей, не взглянув в ее сторону. Скалли выждала две секунды и обернулась. Он вошел в дверь кабинета Скиннера.

Открыв ее резким толчком.

Два часа спустя он же шел по полутемному холодному хранилищу, расположенному под четвертым подъездом Пентагона.

Девятьсот девятнадцатый шкаф… четвертый ящик с шифром JYU23/707.

Открыл. Достал простую картонную коробку с перегородками. В коробке стояли семь стеклянных пузырьков с одинаковыми серыми металлическими полосками длиной один и восемь десятых дюйма, шириной четыре десятых дюйма, сложной формы, напоминающей прорезь в лезвии безопасной бритвы… Он поставил туда же восьмой пузырек.

В коробке осталось еще много места.

— 2 -

В. Б. О.

По-моему, я столкнулся наконец с настоящей тайной, не имеющей объяснения. Как удается засунуть все эти маленькие снежинки в пресспапье?

(Специальный агент Дэйл Купер)

В жизни человека бывают моменты, когда все его мечты и надежды сбываются. Но это был не такой момент.

(Он же)

Интро

Майор Шахрам аль-Халил (второй истребительный авиаполк, база Тикрит; налет две тысячи четыреста сорок часов, из них тысяча четыреста — на реактивных истребителях МиГ-21, Су-15 и МиГ-25; беспартийный; холост) выключил и включил рацию, потом еще раз выключил и включил. Голос коммодора наконец стал громкий и отчетливый. Связь сегодня шалила, как если бы поблизости бушевала гроза — но небо было ясное необычайно и полное звезд.

Скорость составляла тысячу четыреста сорок километров в час. Половина от той, что может выжать МиГ-25 на высоте шестнадцати тысяч, имея полный боекомплект на внешних подвесках:

Впереди и чуть слева выплывали слабые огоньки приграничного городка Заху. Дальше начиналась Турция, и по экрану радара скользили четыре отметки, вот эти, поближе, скорее всего F-16 турецких ВВС, а те, подальше — взлетевшие с базы Тахир американские F-18: торопятся, подумал майор, идут на форсаже, сейчас я, по их мнению, развернусь направо и войду в запретную зону бомбить этих злосчастных курдов, и тогда американцы по данному им кем-то (кем, кстати? не Аллахом, нет — а значит:) праву выпустят по мне свои «фениксы» или «сайдуиндеры».

— «Рассом», «Рассом», я «Хама», десять секунд до разворота, девять:

— «Хама», я «Рассом», понял, к развороту готов:

Восемь секунд. Огни городка начинают уплывать под левый воздухозаборник. Всем хорош МиГ-25, только обзор ограничен:: тогда, в январе, именно в эту мертвую зону ушел подбитый А-10, и пока аль-Халил делал разворот — скрылся где-то в тени берега, и вторая ракета, выпущенная почти наугад, наудачу — не нашла его: и аль-Халил так и не стал единственным в полку летчиком, одержавшим настоящую воздушную победу:

Семь. Оружие на боевой взвод. Если они дернутся чуть раньше:

Майор вовсе не ненавидел турок или американцев. Во всяком случае, не более, чем того заслуживали люди, желающие всего-навсего убить его. Но сейчас он испытывал то странное покалывание в затылке и кончиках пальцев, которое всегда начиналось у него, еще мальчишки, когда неравная драка была неизбежна — и ему хотелось, чтобы первым ударил противник, ударил и промазал, и вот тогда он получал полное право бить во всю силу:

Шесть.: их было шестеро, а он один перед ними, громче, велел Саид, повторяй: я — сын предателя и шлюхи, ну? — и тогда возникло вот это покалывание, взгляд сам собой оторвался от земли, от босых ног противников и растоптанного в пыли желтого платка, приподнялся на уровень лиц и потом чуть выше: там тянулся белый след пролетевшего самолета, он выходил из-за одной крыши и уходил за другую:

Пять.: и они расступались, давая дорогу ему, а Саид ворочался и дергался у них под ногами, и рубашка его была мокрая от крови, а штаны тоже были мокрые, но уже не от крови, и потом долго шептались, что сын учительницы Фатимы и гвардейского офицера, расстрелянного за неведомую измену — на самом-то деле оборотень, человек-леопард: но это говорилось уже вслед, потому что из Багдада им пришлось тогда уехать в провинциальную Амару — и там:

Четыре.: года спустя Шахрам впервые услышал, как рвутся бомбы — тогда иранские — и как кричат разорванные осколками люди, оказывается, человек умирает совсем не так, как в кино, и вот эта бесформенная куча опаленного мяса пополам с волосами, тряпьем и битым кирпичом всё чувствует и всё понимает, и что-то хочет сказать, но вместо слов у нее получается вой, только вой: Потом Шахрам написал Саддаму письмо, и: