Читаем PiHKAL полностью

— Да, так и есть.

— Ты уверен, что он знает, что его жена проводит время с тобой, когда уезжает из дома?

— О, никаких сомнений; он намекал на ее приезд сюда. Он знает, что она со мной. Вместе с тем, как я тебе уже говорил, когда бы я ни позвонил в Германию и в ответ слышал его, а не Урсулу, его голос звучит дружелюбно и тепло, и он говорит без подготовки. Я не слышу ни одного намека на душевные страдания.

— Это странно.

— Очень странно. Иногда мне на самом деле начинает казаться, что я страдаю от каких-то ложных представлений — просто выдумал все от начала до конца. Но на этот раз — либо она очень скоро переезжает ко мне, либо я начинаю думать, что меня одурачили. Но в любом случае ясности не прибавится. Я знаю, что она чувствует ко мне; я ничуть не сомневаюсь в том, что она любит меня. Невозможно находиться под воздействием психоделиков и играть в игры с правдой. Другой человек все равно это заметит. Особенно очень близкий человек. Можно услышать ложь в голосе, почувствовать ее печенкой. Я знаю, что она не лжет мне о своих чувствах.

Я попыталась подвести итог: «Итак, ты хочешь знать, не исключена ли возможность того, что она полностью не верит в то, что тебе говорит? Что, возможно, она вовсе не лжет сознательно, а просто живет по сценарию, который перестает действовать, когда она возвращается домой?»

Шура не дал прямого ответа на мои предположения, но и не стал ничего отрицать. «Ну, скоро я все узнаю. В конце недели один из нас должен позвонить другому, и к тому моменту она уже скажет Дольфу то, что должна сказать. Что-то должно произойти, что-то ясное и понятное всем».

Это безумие. Не в моем стиле быть замешанной в такую заваруху. Выслушивать человека, в которого я влюблена, человека, с которым я хочу прожить остаток жизни. И это когда он говорит о женщине, которую любит сам! Успокаивать его, быть хорошим другом. Форменное сумасшествие. Но у меня почти нет выбора.

— А если к этому моменту ничего не случится? — спросила я Шуру.

Шура покачал головой, потер глаза рукой и сказал:

— Опять же я ничего не знаю. Думаю, все зависит от того, что она скажет. Перейти этот мост, когда он покажется передо мной.

— Да, полагаю, это все, что ты можешь сделать.

Я незаметно придвинулась к нему. Он позволил себе обратить на меня внимание, сосредоточился на мне.

— Ты очень хороший, великодушный человек, потому что выслушиваешь все это. Я должен извиниться. Это позорный поступок с моей стороны — перекладывать на тебя свои проблемы. Я совсем об этом не подумал.

Я рассмеялась и наклонилась, чтобы похлопать его по колену:

— Пожалуйста, не извиняйся. Мы уже прошли через это, когда говорили по телефону. Я очень беспокоюсь за тебя, и единственное, что я могу сделать для тебя прямо сейчас, — это выслушать и попытаться помочь тебе решить головоломку.

— Ты бы хотела увидеть Ферму?

Этот вопрос застал меня врасплох. Я уставилась на Шуру с приоткрытым от удивления ртом, потом кивнула:

— Да, я бы с удовольствием осмотрела ее.

— Как насчет того, чтобы приехать ко мне завтра? Я дам тебе хорошие опознавательные знаки — без них будет немного сложно. Мне бы хотелось показать тебе дом и мою маленькую забавную лабораторию.

— Да, пожалуйста.

Я принесла Шуре большой блокнот и ручку. Несколько минут он что-то там быстро писал, затем вырвал страницу и протянул ее мне. Я спросила:

— Когда мне нужно подъехать?

— Какое время лучше всего тебе подходит? Обычно я встаю около семи, даже по выходным, так что приезжай в любое время после семи утра.

— Как я могу судить, отсюда до тебя ехать около часа. Я планирую прибыть в одиннадцать, если ты согласен.

— Значит, в одиннадцать, — Шура встал и потянулся. — Пришло время немножко поспать. Сегодня был длинный день. — Он взял меня за руку, чтобы поднять с мата, и еще раз поблагодарил меня.

У двери он положил руки мне на плечи и развернул лицом к себе. Я посмотрела в его наполненные грустью глаза, обвела взглядом его сочный, сексуальный рот, вспоминая ту ночь две недели назад. Поцелуя на этот раз не было, зато Шура обнял меня и прижал к груди, очень нежно покачивая. Я не открывала глаза до тех пор, пока не почувствовала, что его руки оставили меня. Потом он ушел, а я закрыла за ним дверь.

Я вновь села на мат, лицом к огню, и допила вино, прокручивая в голове фразы, сказанные нами обоими. В мыслях промелькнула фраза «готовься к битве», и я поймала себя на том, что улыбаюсь.

<p>Глава 22. Окно</p>

Я пропустила нужный поворот. Он спрятался от меня за горой камней и низким кустарником. Я промчалась мимо и проехала еще несколько кварталов, прежде чем нашла место для разворота. Перед въездом на Ферму на столбе с телефонными проводами была прибита небольшая табличка с надписью «Бородин-роуд».

Я непременно должна спросить у него, как он ухитрился это сделать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии