Пифия

– Сильный ушиб и растяжение связок. Ничего страшного. Отек уже проходит.

«Ушиб и растяжение. Не перелом. Действительно повезло», – Гончая облегченно выдохнула. Пару дней она как-нибудь выдержит. А потом сразу к Майке.

* * *

Дыхание постепенно приходило в норму. Сердце еще отчаянно колотилось в груди, но Майка по своему опыту знала, что со временем и оно успокоится. Вот и руки уже почти не дрожат, разве только чуть-чуть.

Она убрала ладони со стола и зажала между коленями, осмотрела разбросанные по столу сломанные карандаши. Успокоиться не получилось. Майка сгребла карандаши на край стола и только после этого с опаской взглянула на рисунок. Могла и не смотреть, и так знала, что там нарисовано. На всех ее последних рисунках, а она нарисовала их уже с десяток, было одно и то же – клубящийся черный дым. Иногда дым расползался в стороны по всему листу, иногда его клубы закручивались в воронку, как вода, убегающая в сливное отверстие раковины.

Майка ненавидела эти рисунки. Очень сильно ненавидела. И так же сильно боялась. Потому что они были плохими! Не сами рисунки, а то, что на них изображено. Плохое и страшное. Вот только Майка не знала, что это такое, потому что оно пряталось за клубами дыма, которым окружало себя. Будь ее воля, Майка изорвала бы все эти страшные рисунки, но Стратег велел отдавать их ему, а до этого хранить в специальной папке, что Майка и делала. Стратег обещал ей разыскать женщину-кошку, и уже только за это Майка готова была во всем подчиняться ему.

От него она узнала, что женщина-кошка не погибла во время обвала на станции Пролетарская. Те, кто разгребал завал и хоронил погибших, не нашли ее мертвого тела, значит, тот страшный зверь, которого Майка видела в своем воображении, не убил, а только ранил женщину-кошку. Это известие вернуло Майку к жизни. Она знала, теперь уже точно знала, насколько дорога женщине-кошке, что та любит ее и как только оправится от ран и достаточно окрепнет, сразу вернется к своей названой дочери. И Майка изо всех сил желала ей скорейшего выздоровления.

Пугало одно. При всем старании Майка почему-то никак не могла нащупать женщину-кошку взглядом своего воображения. Все попытки представить ее неизменно погружали Майку в близкое к обмороку состояние, из которого она выныривала с бешено колотящимся сердцем и трясущимися от страха руками. А перед глазами всякий раз оказывались разбросанные по столу карандаши со стертыми или вовсе обломанными грифелями и рисунки клубящегося черного дыма – немые свидетели ее кошмаров.

Майка взяла в руки последний рисунок и хотела убрать его в полученную от Стратега прозрачную папку (там уже лежали три таких рисунка), но неожиданная деталь внезапно привлекла ее внимание. Пересилив страх и отвращение, она внимательно вгляделась в рисунок.

Так и есть! То, что она приняла за незакрашенное пятно среди скопления наползающих друг на друга черных линий, оказалось штрихом бледно-желтого цвета (вон и светло-желтый карандаш со стертым грифелем валяется на столе). Штрихом, похожим на… рог? Коготь? Клык? Майка повернула листок, чтобы лучше рассмотреть загадочный фрагмент своего рисунка. Прежде она ничего подобного не рисовала, в чем в чем, а в этом Майка была совершенно уверена. Нет, это не рог и не клык. Похоже на короткую суставчатую лапу с единственным когтем на конце. Если бы не жуткий страх, который внушало скрывающееся в клубах дыма существо (существо ли?!), Майка так бы и подумала.

Она вспомнила многоножку, которая однажды впилась ей в ногу, когда они с сестрой спали в своей палатке. У той кусачей твари, конечно, были не такие лапы, но довольно похожие. Соседи, которым сестра показала раздавленную многоножку, сказали, что она ядовитая и от ее укуса даже можно умереть. Поначалу Майка действительно чувствовала себя плохо – кружилась голова, пересохло во рту, а укушенная нога распухла и почти не шевелилась. Но все прошло уже на следующий день, а от укуса ядовитой твари и следа не осталось.

Но за дымовой завесой скрывалась не она. Обычной многоножки, пусть даже и ядовитой, Майка бы не испугалась. К тому же воображение, внутренний голос или что-то, чему Майка не знала названия, подсказывало ей, что Зверь на рисунке намного, намного, намного больше.

Глава 10 Не может быть

– Охраняете оружие и дрезину! Валькирия и вы двое, за мной! – нетерпеливо пролаял фюрер. Полыхающий внутри огонь азарта и неутоленная жажда мщения гнали его на поиски обидчика.

Гончая дано уже не видела своего «любовника» в таком взволнованном состоянии. С того момента, как он ворвался к ней в палату, фюрер не мог усидеть на месте.

Это случилось на четвертый день ее пребывания в госпитале Рейха. Док как раз заканчивал перевязку – большинство царапин, оставленных когтями панцирного волка, как про себя называла Гончая напавшего на нее мутанта, уже затянулись, но парочка время от времени еще кровоточила. Из-за этих ран, будь они неладны, ей пришлось задержаться в Рейхе дольше, чем она планировала.