Пифия

Карандаш уже не рисовал – он царапал бумагу, пока его грифель не проткнул дыру в центре бумажного листа. Из дыры пахнуло смрадом паленой шерсти и тухлого мяса. Майка попыталась отшатнуться, но не смогла даже пошевелиться. А дыра на листе все росла и росла. В мгновение ока поглотила весь лист, потом стол, окружила Майку со всех сторон и быстро заполнила собою всю комнату. Темнота вокруг наполнилась жуткими звуками: рычанием, лязганьем зубов, треском горящего пламени, грохотом железа, выстрелами, а затем криками и стонами людей. Потом темнота расступилась, и Майка увидела женщину-кошку, лежащую на спине. В руках у женщины-кошки была какая-то палка, нет, не палка – ружье! А прямо на нее мчался здоровенный и очень страшный зверь с выпученными глазами и оскаленной пастью.

– Стреляй! Что же ты?! Стреляй! – изо всех сил закричала Майка женщине-кошке.

И та услышала ее, направила ружье на разъяренного зверя и… Ружье дало осечку.

– Нет! – в ужасе вскрикнула Майка и закрыла глаза ладошками.

А когда отняла их от лица, женщина-кошка лежала не на спине, а на боку. Ружья или хотя бы палки у нее в руках уже не было, руки больше не двигались, и сама она не шевелилась. А на разорванной одежде, словно кляксы на бумаге, расползались багровые пятна крови.

Увидев их, Майка снова начала кричать и не могла остановиться.

* * *

Когда фюрер и Гончая в сопровождении егеря вернулись из зверинца на полигон, стрелков на галерее заметно прибавилось. Фюрер тут же закрутил головой по сторонам – то ли искал знакомых, то ли выбирал для себя наиболее удобное место для стрельбы с широким обзором. Воспользовавшись моментом, Гончая снова заговорила со звероловом.

– Браминов Полиса очень интересует история Полежаевской. Они готовы щедро заплатить за информацию. А ты, как я поняла, единственный очевидец трагедии.

– Их плата мне не нужна, – покачал головой Рубец. – Зачем деньги человеку, которому завтра умирать? Можешь сама рассказать им и забрать все себе, я не обижусь.

– Зачем же умирать, если можно избежать смерти? А на полученные деньги ты сможешь устроиться на любой станции.

Егерь снова мотнул головой.

– Нет для меня места в метро. Ни в Полисе, ни здесь. Нигде нет. Да и жена заждалась.

Гончая хотела возразить, но Рубец опередил ее:

– Прощай.

Даже не обернувшись в ее сторону, он быстро зашагал прочь.

– Куда это он? – удивился фюрер, проводив взглядом удаляющуюся фигуру зверолова.

Гончая не ответила. Она вдруг задумалась, каково это – знать, что не сегодня-завтра умрешь. Вот Рубец узнал, и что? Он принял это известие, отказавшись от борьбы. Смирился с неизбежным. Хотя какая тут к черту неизбежность?! Дело даже не в том, что Рубец собрался на поверхность вопреки предупреждению. Он сдался! Он идет туда умирать, идет за собственной гибелью. Тогда уж честнее приставить ствол к виску и спустить курок. Бывший сталкер, потерявший на Полежаевской всех своих родных и близких, вызывал жалость, но не уважение. Гончая решительно тряхнула головой. Она никогда не станет такой. Никогда не сдастся. Будет сражаться, будет бороться за жизнь, пока не иссякнут силы. До самого последнего вздоха.

– Ну, чего ты?

Гончая обернулась на голос. Фюрер нетерпеливо смотрел на нее.

– Чего застыла? Идем, вот-вот начнется. Или увидела кого?

– Нет, мой фюрер. Все в порядке, – промурлыкала Гончая, снова натянув маску Валькирии, которую сняла, разговаривая с бывшим сталкером.

– Не зевай, а то пропустишь самое интересное.

Несмотря на кажущуюся заботу, тон фюрера оказался совсем не дружелюбным. Да и истинный смысл его предупреждения переводился несколько иначе: «Следи за обстановкой и не отвлекайся».

– Да, мой фюрер, – Валькирия почтительно кивнула и в знак того, что она все поняла, положила руку на пристегнутую к поясу пистолетную кобуру.

– Тогда за мной.

Фюрер взмахнул рукой, Гончая вспомнила, что точно таким же жестом он подзывал к ноге сторожевых собак, и начал подниматься по лестнице на стрелковую галерею, где в предвкушении крови азартно шумели собравшиеся на стрельбище «охотники».

Большинство из них не знали вождя Рейха в лицо, однако диковинный карабин с ложем и прикладом из натурального дерева и особенно то, что его сопровождает вооруженная женщина – любовница или телохранитель, выделяли его из толпы прочих стрелков. При приближении фюрера голоса затихали, стрелки сами отступали в сторону, освобождая путь, и ему это нравилось. Наконец фюрер остановился в центре галереи, откуда стрельбище было видно как на ладони. Впрочем, то же самое относилось и к самому фюреру. Его фигура представляла собой отличную мишень, особенно когда он встал у края галереи и оперся руками на барьер, как на край трибуны во время публичных выступлений.

– Мой фюрер, пока охота не началась, вам лучше присесть, – обратилась к своему кумиру Валькирия. – Так будет безопаснее.

Но тот в ответ вызывающе вскинул голову.

– Никогда вождь Рейха не прятался и не будет прятаться от своих врагов!

Гончая не стала спорить, хотя могла напомнить несколько эпизодов из прошлого, опровергающих это утверждение.

– Как вам угодно, мой фюрер.