Пятый representative

– Фокстрот, танго, вальс-бостон, линду.

– Это все пройденный этап. Сейчас самым модным является «стиль». – И он мне стал демонстрировать этот «стиль». Слегка приседая на каждом шагу, синкопами, он двигался только вперед, глядя в упор на партнершу (партнершей был я, ничего не поделаешь, мы приспособились к этому при раздельном обучении). Это было новинкой. В то время в фокстроте и линде партнер смотрел не на партнершу, а куда-нибудь в сторону, делая вид, что партнерша – это просто общепринятая нагрузка к его творческой деятельности. Саша познакомил меня с корифеем стиля – Малишевским из художественного института.

Саша великолепно играл на аккордеоне. По вечерам мы собирались у него делать уроки. Когда мы заканчивали с домашними заданиями, Саша брал в руки аккордеон и мы с ним пели разные популярные и блатные песенки.

Петь такие песни и играть фокстроты на вечерах не разрешали. Поэтому перед каждым праздником мы начинали охотиться за политсатирой. Во-первых – это было более ни менее весело, а во вторых, здесь допускалось любое музыкальное сопровождение вплоть до джазового. Политсатиры покупали, ими обменивались. Мои старые школьные связи позволяли мне быть посредником в этом деле.

В ноябре за месяц до Нового года Саша мне сообщил, что положение катастрофическое, что все его политсатиры страшно устарели, что Рузвельта и Черчилля уже нет, а Мак-Артур всем уже надоел, и, что я, используя свои старые связи, должен достать ему какую-нибудь новую политсатиру.

Незадолго до нового года я попал на концерт Шурова и Рыкунина, на котором они исполняли «Поезд идет в Чикаго» – типичную песню из области политсатиры, да еще на музыку Цфасмана. Я спел Саше то, что запомнил (а память была неплохая):

Колеса били мерный стук,
То так, то тук, то так, то тук -
Попеременно.
В купе знакомые уже
Давно сидят четыре дже-
Четыре джентельмена.
Стоят бутылки на столе,
И на бутылочном стекле
Подрагивает влага.
А поезд шел чик-чик-чик-чик,
А поезд шел чик-чик-чик-чик,
А поезд шел чик-чик-чик-чик
В Чикаго…,

и еще пару фрагментов. Он был в восторге, заявил, что это то, о чем он мечтал, что это ему необходимо, и что любой ценой я должен ему достать слова, а музыку он сам подберет, что это будет сенсацией, и мы будем ее петь на всех вечерах, и на всех вечерах мы будем дорогими гостями.

Я уговорил Графа и Виктора пойти на очередной концерт Шурова и Рыкунина. Мы собрались вчетвером и, поскольку эта эстрадная миниатюра состояла из четырех эпизодов, распределили, какую каждый должен запомнить. С билетами было сложно, но учитывая, что я был постоянным посетителем филармонии и имел своих распространителей, билеты мне сделали. На концерте все выглядело со стороны довольно странно. Во время этого номера через каждые три минуты схватывался очередной юноша из нашей агитбригады и пулей вылетал на лестницу, чтобы записать то, что запомнил. И так четыре раза ко всеобщему удивлению. В зал мы уже не вернулись. Мы сидели в вестибюле первого этажа, там, где все посетители ходят по кругу в антракте, и составляли наши наброски по памяти. Саша был счастлив и тут же начал подготовку к Новому году. Он, оказывается, успел заключить трудовое соглашение с детской поликлиникой, с какой-то конторой и с диетической столовой на музыкальное оформление и сопровождение их новогодних вечеров. Мне он сообщил, что я должен буду сопровождать его на этих мероприятиях.

– В качестве кого? – удивился я.

– В качестве друга и соратника в области музыкального искусства. Я всюду записал нас двоих.

Вечер в конторе прошел спокойно. Народ там оказался опытный, быстро понапивался, и их больше тянуло на песни, чем на танцы. Саша где мог – им подыгрывал, не очень попадая в тональность, но это их совершенно не смущало. Вечер в детской поликлинике на улице Воровского оказался несколько сложнее и для Саши, и для меня. Коллектив на девяносто процентов состоял из женщин, и эти женщины хотели танцевать. С партнерами было плохо – не так давно закончилась война. Саша играл без передышки, отдав меня на растерзание медсестер.

Но самым тяжелым оказался вечер в диетической столовой на улице Кудрявской. Когда мы туда прибыли, застолье уже началось. Нас тут же потащили к столу. Саша сопротивлялся, показывая на свой аккордеон, и убеждая, что он пришел сюда играть. Это никого не интересовало.

– Дак у нас же есть патефон. Так что ты погоди лабать, возьми на грудь и отдыхай. Вот когда народ отвалится, поиграешь нам для танцу – семь сорок или еще что-нибудь.