Он почувствовал, что в лицо ему плеснуло теплой густой жидкостью, судя по едкому запаху и вкусу капель, попавших на его губы, это была рвота. Почти обезумев от отчаяния, он неуместно подумал, из его желудка эта рвота, или из чьего-то еще. Потом другая мысль вошла в его разум, и он уже не думал, кому принадлежит эта рвота. Мысль более ужасная, чем любая из тех, которые приходили ему в голову за его семнадцатилетнюю жизнь. «
Он почувствовал, как в горле поднялась волна тошнотворной кислоты, полупереваренные остатки его последнего обеда неудержимо вырвались из его рта, чтобы выплеснуться на других несчастливцев где-то в модуле. Уверенный, что он уже на краю смерти, Ларн попытался вспомнить события своей жизни. Он пытался вспомнить свою семью, ферму, свой родной мир. Он пытался думать о полях колышущейся пшеницы, о величественных закатах, вспомнить звук голоса отца. Все, что угодно, лишь бы стереть ужасную реальность. Но это было безнадежно, и он осознал, что последние моменты его жизни будут наполнены такими ощущениями, как вкус рвоты, вопли людей, летящих навстречу смерти, стук сердца, бешено колотящегося в груди. Это будет то, что он возьмет с собой в смерть: последние чувства, которые он будет знать. Только он начал думать о несправедливости всего этого, мир вокруг прекратил вращаться, и с сотрясающим кости ударом и ужасным скрежетом, звучавшим как предсмертный крик какого-то смертельно раненого чудовища, посадочный модуль столкнулся с поверхностью.
На секунду наступила тишина, отсеки модуля погрузились в полную темноту. Потом Ларн услышал кашель и тихие молитвы, и люди в модуле дружно вздохнули с облегчением, обнаружив, что, несмотря на свои предчувствия, они все еще живы. Неожиданно тьма сменилась тусклым сумрачным светом – включилась система аварийного освещения модуля. Затем Ларн услышал знакомый резкий голос, выкрикивающий приказы – сержант Феррес стремился восстановить порядок среди своих подчиненных.
- Построиться! – кричал сержант, - Построиться и приготовиться к высадке! Поднимайте ваши задницы, проклятье, и начинайте уже вести себя как солдаты! Вы прилетели на войну сражаться, ленивые ублюдки!
Отстегнув ремни Ларн, шатаясь, встал на ноги, и осторожно ощупал тело, проверяя, не сломаны ли какие-нибудь кости. К своему облегчению он, кажется, пережил приземление так, что пострадала лишь его форма. Его плечи болели, и там, где пряжка одного из ремней впилась в тело, ощущался болезненный синяк. За исключением этого он пережил то, что казалось верной смертью, удивительно невредимым. Поздравив себя с тем, что уцелел в первой высадке, Ларн повернулся, чтобы взять свой лазган, и увидел, что человек, сидевший в кресле рядом с ним, оказался не так удачлив.
Это был Дженкс. Голова его была повернута под ненормальным углом, глаза равнодушно смотрели с безжизненного лица.
Дженкс сидел в своем кресле мертвый и неподвижный. Уставившись на труп своего друга с ошеломленным неверием, Ларн заметил тонкую струйку крови, стекающую изо рта Дженкса на подбородок. Потом, заметив маленький окровавленный кусочек плоти, лежавший на полу рядом с его ногой, Ларн понял, что при ударе во время посадки Дженкс нечаянно откусил себя кончик языка. Ужаснувшись своему открытию, Ларн не сразу понял, как Дженкс умер. Но, посмотрев еще раз на расположение ремней, которыми был пристегнут труп его друга, и то, как его голова была свернута набок, как у сломанной марионетки, Ларн понял, что ремни были неправильно пристегнуты и сломали шею Дженксу при посадке. Это понимание не принесло ему утешения. Дженкс был мертв. И понимание того, как умер его друг, не уменьшило горе Ларна.
- Построиться! – снова закричал сержант. – Построиться и приготовиться к выходу!
Все еще ошеломленный, Ларн схватил свой лазган и прошел мимо тела Дженкса, чтобы присоединиться к остальным солдатам роты, строившимся в одном из проходов между бесконечными рядами кресел на верхней палубе. И когда он подошел, он в первый раз услышал звук отдаленных попаданий в обшивку корпуса. «
Посадочный модуль горел.