Пятая печать

Ковач снова взглянул на человека в штатском, потом на Мацака и направился к письменному столу. Блондин неподвижно смотрел на него. Перед столом Ковач остановился и снова неуклюже, на свой манер, поклонился. Нилашист, стоявший у окна, закурил и прислонился к подоконнику. Выпустил дым в потолок.

— Разговаривать разучился, детка? — спросил Мацак и, подойдя, остановился у Ковача за спиной. Он стоял совсем близко — столяр даже чувствовал на своем затылке его дыхание. Услышав за спиной сопенье нилашиста, Ковач облизнул пересохшие губы, нёбо тоже стало совершенно сухим.

— Простите… — обратился он к блондину.

— В чем дело? — спросил тот.

— Простите… — снова начал Ковач, сделал шаг вперед и снова, как только что, приложил руку к груди. — Я… Янош Ковач… столяр…

— В самом деле? — спросил нилашист.

— Да… — ответил Ковач, пытаясь сглотнуть комок, застрявший в пересохшем горле.

— Я по профессии столяр, у меня и патент есть. Я человек семейный. Я совершенно уверен, тут какое-то недоразумение! Совершенно уверен, меня с кем-то спутали… и не только меня, но я… всех, кого вам угодно было сюда привезти… Ничего другого и быть не могло… Может, вы проверите, кого… нужно было привезти сюда вместо нас…

— Куда привезти? — спросил блондин. Он не сводил с лица. Ковача взгляда, спокойного и пристального.

— Сюда… простите…

— Куда?

Ковач, часто мигая, посмотрел вокруг и сделал неопределенное движение рукой:

— Сюда… извините…

— Я спрашиваю — куда «сюда»?

Ковач поднял было руку и снова опустил. Попытался еще раз сглотнуть, потом, поднеся руку к губам, прокашлялся.

И замолчал.

— Ну, вот видишь! Разве можно быть таким невежей? — спросил нилашист. — Невежество — коварная болезнь! Сейчас мы попытаемся тебе помочь, идет?

— Позвольте, — заговорил Ковач, — не знаю, почему вам было угодно… привезти меня… сюда! Лучше спросите, сделал ли я что-нибудь такое… за что меня полагалось сюда привезти? Я… честный столяр…

— Вот видишь, — сказал нилашист, — между нами явное недопонимание! Так кто ты есть, детка?

— Столяр… Мастер по столярному делу с патентом…

Блондин взглянул на нилашиста, стоявшего у окна.

Покачал головой:

— Ну что за навязчивая идея?!

И снова перевел взгляд на Ковача. Взгляд был сама безмятежность.

— Значит, если ты честный ремесленник, уважаемый столяр, то, к примеру, твоя жена — тоже честная женщина, а не потаскуха? Ты это имеешь в виду?

В первый момент Ковач непонимающе уставился на нилашиста, потом побледнел. Так и стоял с раскрытым ртом, чуть склонив набок голову. И вдруг, издав нечленораздельный крик, вскинул кулаки. И в тот же миг нилашист с засученными рукавами, стоявший за его спиной, схватил его за запястья и, дернув к себе, ударил по лицу. Резко завернув ему руку за спину, еще раз ударил в подбородок. Другой нилашист, стоявший у окна, не спеша, спокойно подошел и хлестнул столяра по щеке: Не нужно нервничать!

Блондин взглянул на штатского и заговорил:

— Как видишь, за ученье приходится платить! Напряги свои мозги и постарайся запомнить: ты самый обычный вор, жена твоя грязная потаскуха, которая до тебя успела переспать с половиной города. Ясно? Заруби это себе на носу! Далее: если вор, чья жена распоследняя потаскуха и проститутка, называет порядочных людей падалью, то порядочные люди этого не позволяют. Ясно? Они просто и без лишних слов доводят до твоего сведения, что ты червяк, которого надо раздавить, а, так как башка у тебя глупая, с тобой объясняются самым доходчивым способом…

Нилашист с засученными рукавами вывернул Ковачу руку и, когда тот с криком отшатнулся назад, ударил его в пах. В то же мгновение второй нанес ему подряд несколько ударов кулаком в лицо. Когда Мацак выпустил Ковача из рук, тот рухнул на пол.

Блондин вышел из-за стола и остановился над лежащим:

— Прежде чем ты подохнешь, мы сочли полезным тебе это растолковать! Если не понял, скажи, мы объясним еще раз! Такой ничтожный червяк, как ты, должен делать свое дело и держать язык за зубами. А когда нилашистам — одному или, допустим, двоим — случится зайти в трактир, Ты подползешь к ним на брюхе и будешь лизать им пятки. Дошло?

Ковач, сжавшись в комок, лежал на полу, прижимая руку к паху. Изо рта у него текла кровь и вырывался тяжкий стон. Однако, когда нилашист заговорил, он затих и, сотрясаясь всем телом, разрыдался, как ребенок.

— Ну, вот видишь! — сказал блондин. — Ты начинаешь соображать. Вот уж и на полу валяешься… из уважения к нам… А пока подохнешь, совсем умным станешь, даже жалко тебя будет!

Он носком сапога приподнял лицо Ковача:

— А теперь ступай и подумай!

И кивнул нилашисту с засученными рукавами. Мацак вместе со вторым подняли Ковача. Блондин открыл дверь, находившуюся позади письменного стола, и закрыл ее за ними.

Человек в штатском задумчиво смотрел перед собой.

— Неплохо, — сказал он. — Неплохо, но и не лучшим образом… Позволите несколько замечаний? Мы уже с вами разговаривали об этом, поговорим еще. Мне хотелось бы, чтобы в конце концов вы полностью осознали, о чем, собственно, идет речь, и не забывали моих слов…