Пятая печать

— Подумать только: разве можно удивляться поведению человека, который чуть ли не с самого детства готовится к героической жизни, героическим поступкам и героическому уходу — и вдруг оказывается лицом к лицу с такой перспективой?! Да и вообще, нет ничего сложнее героического характера! Героический характер! Какое это многогранное, чудесное и полное неожиданностей явление! Случается, в глазах других людей герой ведет себя как трус! И конечно, подобное происходит не редко. Можно ли этому удивляться, если герой рассуждает так: я все должен подчинить своему великому призванию — тому подвигу, ради которого я вообще родился на свет. Нужно лишь дождаться момента, когда сможет осуществиться мое высокое предназначение: тогда исчезнет глухая стена, и я смогу обратиться ко всему человечеству: смотрите! Я умираю ради вас! Дело в том, что никто так не боится за свою жизнь, как герой! Никто не бережет себя больше, чем избранник! Он знает, что на этом свете у него есть цель, знает, что родился для своего величайшего свершения и должен себя для него сохранить. Поэтому порой легковесно и бездумно его объявляют трусом! Возьмем, к примеру, мой сегодняшний случай: один человек заявляет мне, что я лгу! Тем не менее — как это ни обидно — попробуем разобраться в этом спокойно. Предположим, я веду себя так, как поступили бы на моем месте другие: встаю, подхожу и даю ему пощечину. Что тогда может произойти? Допустим, это человек нервный и к тому же примитивный, который намерен действовать силой. Кровь бросается ему в голову, он вскакивает, хватает стул и, прежде чем кто-либо успевает вмешаться, обрушивает его мне на голову. Может так случиться? Может! Вполне может случиться именно так, как я представил… Что, стало быть, произошло бы: я отомстил бы за оскорбление и погубил бы свою жизнь. И тогда конец всему, всему тому, к чему я готовил себя с детских лет! По-видимому, дело в том, что герой всеми своими клетками, всеми мускулами чувствует необходимость опасаться за свою жизнь, должен беречь себя — он не вправе ставить на карту свои грядущие подвиги. Можно, пожалуй, сказать так: избранник имеет право распоряжаться собой лишь в одном смысле — он должен оберегать избранничество, словно величайшую ценность, которая вовсе и не его собственность, а собственность коллектива, где он живет, всего мира… На него возлагает надежды сам бог, сама судьба и так далее! Отправиться покорять Монблан и сломать ногу в какой-нибудь вымоине? То-то и оно… Никто не обязан с большей ответственностью относиться к своей жизни, чем герой…

Он доковылял до кровати и, отцепив деревянную ногу, лег ничком на неразобранную постель.

— Да, а как это связано с безмерностью внутренних страданий героя? Господи!

Он закрыл глаза и подумал о своем увечье:

— Боже, сколько я перестрадал!.. Однако пойдем дальше: принятие страдания — да! Это непременный долг всякого избранника. Откуда бы он черпал силу и величие, чтобы отличаться от заурядности, если не из мук, которые увлекают душу и мысль в жуткие глубины, как ничто иное? А знают ли те, кого я встретил в кабаке, какую боль я с собой ношу? Я терплю муку, муку ради них! И было ли когда-либо величие без адских мук? Разве не вслед за страданием прокладывает оно себе путь, подобно источнику, пробивающемуся из земных недр? Глупый мир! Человек в его величии принимает на себя кошмарные муки — и никто об этом не знает! Разве они, проходя мимо по улице, отдают себе отчет в том, с кем только что встретились, от кого были в нескольких шагах или того меньше? Трудно! Ужасно трудно! А сколько разочарований, горьких разочарований приносят как раз те, о господи, кому избранники должны служить! Сколько непонимания, безразличия и оскорблений, и все потому, что героизм таится до времени, чтобы сберечь себя и скрытно готовить тот час, который грядет… Да и как им увидеть всю безмерную любовь, что клокочет в глубинах сердца, подобно воде источника в недрах земли…

Он подтянулся поближе к изголовью постели и из кармана пиджака, повешенного на спинку стула, достал сигареты. Перевернулся на спину и выпустил дым в потолок.

— Между прочим, сколько раз я призывал себя не раскрываться, не откровенничать перед простыми людьми?! Нельзя! Не оценят! Они и в себя-то не верят — где им поверить в героизм? Как можно достичь высот, если они ко всему подходят со своей меркой?..

Он пускал в потолок колечки дыма и следил, как они вращаются и клубятся. Комнатка была низкой, и кольца быстро достигали потолка. Он повернулся на бок и, опершись на локте, стал пускать кольца в сторону, где было больше свободного пространства.

— Да! Ко всему прочему еще и унижения терпеть! А когда пробьет час величия и они увидят перед собой чудесный простор преображенной жизни, — как они поступят тогда? Потрясенные, они начнут бить себя в грудь. И скажут: «Сколько страданий он принял на глазах у нас, у слепых, которые не могли его понять…»