Пять минут до расплаты

Если бы на Астафьеве не была надета тюремная роба с нашитой на левой стороне груди биркой с фамилией и номером отряда, парень ничем бы не отличался от своих сверстников. Многие сейчас и на воле стригутся наголо, но вот не у всех в глазах мелькает искорка интеллекта, как у сидевшего напротив полковника худощавого молодого человека. И это стоило отметить.

– Давай, Женя, познакомимся, – прервал игру в молчанку Гуров. – Меня зовут Львом Ивановичем. А это мой коллега полковник Крячко. А приехали мы, чтобы узнать от тебя одну интересующую нас деталь из твоего не очень далекого прошлого.

– Да вроде бы все детали этого самого прошлого в моем уголовном деле запротоколированы, пронумерованы и сшиты, – криво усмехнулся Астафьев. – И срок за них определен соответствующий. Уж не знаю, чем вам и помочь в вашем трудном, но благородном деле. И память в последнее время шалить начала – все забываю и путаю. Не иначе как от недостатка кислорода.

– Ну, насчет кислорода ты, дружок, перегнул, – сказал Гуров и глянул через голову Крячко в окно, где сквозь тучи начало проглядывать солнце. – Воздуха-то здесь куда больше, чем в Москве. Экология здесь, Женя, на высоте, и это надо ценить. А что памяти касается, так ее всегда можно поправить. Конечно, если только хорошо постараться.

– Экология, гражданин начальник, может, здесь и получше, чем в Москве, а вот насчет кислорода вы явно ошибаетесь, – покачал головой Астафьев. – Разный он на воле и за «колючкой». Здесь его никогда вдоволь да всласть не глотнешь. Тут он почему-то всегда дерьмом припахивает…

– Так никто же, Женя, тебя сюда силком не тянул, – сказал Гуров. – Не попал бы в зону, тогда и не тревожил бы запах ни дерьма, ни чего другого непотребного. И вроде договаривались мы, что ты будешь меня звать Львом Ивановичем.

– Я с ментами и прокурорскими никогда не договаривался и договариваться не собираюсь, – неожиданно со злостью заявил Астафьев. – И «гражданин начальник» говорить мне как-то привычнее. Спрашивайте, что вам нужно, не тяните время. От работы на лесопилке меня никто не освобождал. Бригаде надо план давать по кубам, и братву не волнует, что у какого-то бугра в Москве возникли заморочки по моей персоне.

– Что-то ты, Женя, гонора, да языка зэковского чересчур скоро набрался, – поднял брови Гуров. – Послушаешь тебя, так и не поверишь, что когда-то этот молодой человек в университете на истфаке учился.

– А здесь свои университеты, и профессора покруче будут, – сказал Астафьев, исподлобья сверля глазами полковника. – И законы диалектики тут не в теории, а на практике изучают отметинами на шкуре. А тут, на тебе – приехали добрые дяди, печенье и сигареток привезли, ласково переговорили, так думаете, я и поплыл, как девочка Снегурочка под ласковым солнышком. Что вам от меня надо?

Лев Иванович чувствовал, как волны крайней озлобленности накатывают на него от сидевшего напротив парня. Астафьева можно было и пожалеть, но не хотелось. Этот человек знал, на что шел. Не от нищеты и безденежья он преступил закон по одной из самых тяжелых статей Уголовного кодекса. И не Гурову и не Крячко жалеть или осуждать его…

– Ну ладно, не будем терять время, раз тебе так этого хочется, – сказал Гуров, вытащил из папки фотографию и положил ее перед заключенным. – Тебе знаком этот «наган»?

– Может, знаком, а может, и нет. Не помню… – безразлично ответил Астафьев. – Мало ли я их видел? В Музее революции, к примеру, когда нас в школе туда на экскурсию водили. Рабочие на баррикадах Красной Пресни примерно из таких по царским сатрапам пуляли.

– А ты попытайся вспомнить не про экскурсии школьные и не про Пресню, – сказал Гуров и выложил на стол еще одну фотографию того же «нагана», но уже со снятыми деревянными накладками рукоятки. – Вот, видишь, нарисована стрелочка? Она указывает на то место, где обнаружили отпечаток твоего пальца.

– Ну и что? – пожал плечами Астафьев. – Мало ли мы стволов находили, когда я с отрядом «Поиск» по местам боевой славы ходил-бродил.

– Бродить ты, может, и бродил, однако восстановлением оружия и торговлей им в то время еще не занимался, – терпеливо и спокойно сказал Гуров. – И находку, как и свою работу по накладкам из вишневого дерева, узнать, думаю, сможешь.

– Может, и узнаю, да зачем это мне нужно? – ухмыльнулся Астафьев. – Я свой срок получил сполна и, повиснет на мне этот шпалер или пройдет стороной разницы нет. К семи ящикам со «шмайсерами» и тридцати тысячам патронов не то что «наган», пушку с «Авроры» пристегни, которая по Зимнему дворцу стреляла, срок не прибавится и не уменьшится.