Пьянящий запах свежего сена

Лидия. А вот и он! (Встает, подходит к окну, выглядывает, потрясенно.) Не может быть!

Ангелика (идет за ней). Что там?

Лидия (взволнованно). Там… Он стоит!..

Ангелика (невольно повторяя слова Лидии). Парень — что твой дуб! И прямой как свечка! (Недоверчиво.) Это он — несчастный инвалид?..

Лидия (счастливо). Был, был инвалидом! А теперь излечен! (Убежденно.) Это Матти сделал! (Выбегает.) Пауль! Пауль!

Ангелика (хочет пойти за ней следом, но передумывает и подходит к телефону. Снимает трубку, набирает номер). Пожалуйста, соедините меня со вторым секретарем. Я жду.

Лидия (с улицы, радостно). Пауль, дорогой Пауль! Быть не может!

Пастор (с улицы). Сплошной обман! Бесовские проделки.

Пауль (с улицы). У меня и впрямь все прошло.

Маттес (с улицы). Это самое главное.

Ангелика (в телефон). Товарищ Хаушильд? Это Неверящая. Из Труцлаффа, да. Я хотела только сказать, наверное, я все же останусь на неделю… (Испуганно.) На целый месяц? Да нет, просто… Тут возникли еще кое-какие неясности. (Почти обиженно.) Нет, товарищ Хаушильд, это не вопрос жизни и смерти и не касается особенностей этой местности! (Решительно.) Да, теперь я буду действовать еще более последовательно и… До свидания! (Кладет трубку.)

Входят Лидия, Пауль, пастор и Маттес. Двое последних тихо, но оживленно дискутируют.

Лидия (подводит Пауля к Ангелике, в восхищении). Посмотри-ка на него! Вот он — наш Пауль! Абсолютно здоров и силен, как никогда! Только что он попробовал пропахать целину — и сам тянул плуг!

Пауль (пожимая Ангелике руку). Привет!

Ангелика (сдержанно). Добрый день.

Пастор (Ангелике, показывая на Пауля). Если бы вы его три дня назад видели! (Демонстрирует состояние Пауля еще более наглядно, чем до того Лидия.) Мировая скорбь! Развалина! А теперь — в толк не возьму!

Лидия (восхищенно, Маттесу). Здорово у тебя получилось! Теперь я за урожай спокойна.

Пауль (поднимает тяжелый чемодан, будто пушинку). Пойдем, Лидия.

Лидия. Всем привет! (Ангелике.) Мы наверняка увидимся. (Уходит с Паулем.)

Ангелика (идя следом). Я с вами в деревню. А дубрава подождет.

Маттес (хочет пойти за ней). Ангелика, я…

Пастор. А вот ты останешься! «Месть моя грядет», — говорит господь наш. А я здесь как-никак общинный пастор. Исповедуйся, как на духу, ты, фарисей. Что сотворил с несчастным Паулем?

Маттес. Зря вы, господин пастор. Во-первых, вы, как протестант, права не имеете исповедовать. Во-вторых, я, как коммунист, не имею права исповедоваться. И потом, побойтесь бога, какой же теперь Пауль «несчастный»! Он же распрямился. Или нет?

Пастор. Вот именно, распрямился, черт бы его побрал. (Хмуро.) Да нет, я, конечно, желаю ему добра от всей души. Да ведь и трех дней после проповеди моей не прошло, а ты его вылечил!

Маттес. Не понимаю…

Пастор. Почему ты никогда в церковь не заходишь? Я вот на все открытые партийные собрания хожу.

Маттес. Да, чтобы поспорить! Если б я в церкви поспорить мог… Ну и что там было с вашей проповедью?

Пастор. Я ее всю построил на примере этого проклятого горба у Пауля. Отчасти — ему в утешение, отчасти — другим в назидание. «Каким, дескать, могучим парнем, — говорил я, — он раньше был. Не смирить его было ни силой, ни убеждением. А ныне должен он доказать силу внутреннюю — теперь, когда возложен на него крест господень…» (Мрачно.) Но тут являешься ты и снимаешь этот крест с плеч Пауля. Хоть бы денька три он его поносил! Никто бы не вспомнил тогда мою проповедь. Так нет же… И ты называешь это политикой сплочения блоков?

Маттес. При чем тут политика?

Пастор. А вот при том. (Повышая голос.) Послушай, Маттес. Твою идеологию я должен проглатывать молча, нравится это мне или нет. Но колдовские твои штучки — вот что меня доконает. Тут я могу стараться во время службы сколько угодно… Одна надежда, что теперь этот неверящий ангелочек все о тебе разнюхает! И тогда, колдун проклятый, она задаст тебе жару. А теперь — выкладывай!

Маттес. Что?

Пастор. Что ты сделал с Паулем, иначе…

Маттес. Иначе?

Пастор. За тобой же не только история с Паулем числится. Стоит мне только твоей Неверящей церковную хронику показать!..