Певцы и вожди

На стр. 461 автор замечает, что «Арбатские ребята» и «Часовые любви» схожи между собой «и ритмически, и мелодически: длинная строка, минорный лад…». Ошибка: мелодия «Арбатских ребят» начинается и кончается в мажоре.

Стр. 476. О «На Сретенке ночной» говорится, что это «песенка 1988 года». Неверно. Окуджава привез ее в Америку весной 1987-го и спел на концерте в вашингтонском Институте русских исследований имени Кеннана. Я был ведущим этого концерта. Кстати, эта поездка – по приглашению Кеннановского института – почему-то не попала в завершающую книгу «Хронологию жизни и творчества Б. Ш. Окуджавы». Тогда в песне было не три, а четыре куплета. Второй куплет Булат Шалвович впоследствии выбросил. Вот он:

Что нужно нам с тобой – не горы золотые,
А чистые глаза и руки молодые,
И этот горький мир, устроенный людьми,
Ии трудное счастье любви…

Еще одно замечание: жаль, что в книге нет примечаний и указателя имен. В изданиях «ЖЗЛ» они встречаются, во всяком случае – в книге Льва Лосева об Иосифе Бродском.

И последнее, в лирическом ключе: закрывая книгу Дмитрия Быкова, я пожалел, что она кончилась. Эта вещь захватывает, будоражит, берет за живое, особенно – ее последние пронзительные страницы…

** Эту свою мысль Быков иллюстрирует следующим примером: «о чем, скажем, любимый всеми “Голубой шарик”? Для кого-то – о драме женской судьбы; для кого-то – о том, что истинный смысл жизни внятен только в детстве, потом утрачивается, а в старости возвращается. Наконец, возможна трактовка, согласно которой все утраты в жизни ничуть не серьезней, чем потеря голубого шарика: муж ушел, жениха нет, старость близко – “а шарик летит”, мир цел. Да может, вся земля вообще – голубой шарик, улетевший из рук Бога, и вот он плачет теперь, а шарик летит, и ничего не сделаешь. Короче, полная свобода – размещайся в этом тексте как угодно, насыщай его собственным смыслом». (Стр. 306).

*** Под попреки жены исхитрись-ка, изволь
Сочинить переход из це дура в ха моль.

«Раньше мы были в авангарде…». Беседа с Александром Городницким и Юлием Кимом

Юлий Ким

«Значит, “Два лауреата премии Булата”, – хохотнул Юлий Ким, когда я позвонил ему в Москву и предложил двойное – с Александром Городницким – интервью, посвященное важной для всех нас троих дате: 9 мая 2004 года Булату Окуджаве могло исполниться 80 лет.

Городницкий стал – в 1999 году – первым лауреатом премии имени Окуджавы, Ким в следующем году – вторым. Судя по тому, как невероятно трудно было выбрать подходящее время для телефонной беседы, оба барда, как говорят сегодня в России, «востребованы» сверх всякой меры… Естественно, что я попросил моих собеседников напомнить, когда и кем была введена полученная ими награда и за что она присуждается.

А. Г. Ее ввел Ельцин, по-моему, в 1998 году. Говорят, что это была его инициатива. Эта премия была не государственная в общепринятом понятии, а президентская, и в формулировке было написано: «За выдающийся вклад в русскую поэзию и авторскую песню…», а дальше шла чудовищная фраза, я не знаю, осталась ли она:

«соизмеримый с вкладом Булата Окуджавы»…

Ю. К. Почему же чудовищная? Очень хорошая! Слово «соизмеримый» не означает «равный»…

А. Г. Ну, может быть… Но всё равно это бесконечно разные вещи.

Ю. К. Речь идет о некоторой планке, с которой можно соизмеряться. Можно быть ниже, но соизмеримым… И я думаю, что это вполне относится по крайней мере к творчеству Александра Моисеевича, это уж точно…

A. Г. Нет, нет, я не согласен. Цитируя того же Булата: «А всё-таки жаль – иногда над победами нашими // встают пьедесталы, которые выше побед». Именно про эту премию я уже так когда-то и сказал.

B. Ф. Что для вас лично значил факт присуждения булатовской премии?