Читаем Петрашевцы полностью

В действительности, позитивизм оказал большое влияние на русскую общественную мысль 40—50-х годов: он тогда истолковывался прежде всего как антиидеалистическая философия, как метод, основывающийся на строгих естественнонаучных данных — на практике, а не на умозрительности, часто даже как синоним материализма, тем более что Конт воспринимался как прямой ученик Сен-Симона, а ученик Конта Э. Литтре был известен не только как замечательный ученый, но и как революционер и демократ. Влиянию позитивизма подверглись и Герцен, и Огарев, и Белин ский (хотя отношение их к новому учению было отнюдь не апологетическим); Чернышевский даже много позже, в статье «Июльская монархия» (1860), так характеризовал Конта: «… основатель положительной философии, единственной философской системы у французов, верной научному духу, один из гениальнейших людей нашего времени»[342]. Лишь позднее у Чернышевского возникло скептическое отношение к позитивизму.

И на петрашевцев учение Конта оказало некоторое воздействие: необходимо с этой точки зрения более тщательное обследование их трудов, особенно — Петрашевского и Спешнева, как и более основательное изучение наследия главных русских позитивистов 40-х годов — Вал. Майкова и В. А. Милютина, близких к петрашевцам (несколько страниц в книге П. С. Шкуринова, посвященных этим деятелям, — опять-таки слишком схематичны и односторонни).

Герцен вообще был склонен считать петрашевцев позитивистами: «Наследники сильно возбужденной умственной деятельности сороковых годов, они прямо из немецкой философии шли в фалангу Фурье, в последователи Конта»[343]. Это явное преувеличение. В библиотеке Петрашевского были сочинения Конта. Однако прямое упоминание основателя позитивизма мы встречаем только у петрашевцев (да и то периферийных). Например, у Кашкина, в его «Речи о задачах общественных наук», содержится ссылка на «Курс позитивной философии». Думается, что Петрашевский в середине 40-х годов в отличие от Вал. Майкова еще не был знаком с трудами Конта, но некоторые положения позитивизма ему могли быть близки: в статьях «Карманного словаря» очень заметен пафос практики, опыта, ненависти к метафизической схоластике и т. п. У молодого Петрашевского был также явный интерес к «математизации» в общественной сфере (ср. записи от 14 апрели 1843 г.: «Математическое определение обязанностей родителей в отношении детей, в отношении к их нравственному и физическому быту», и от 29 апреля 1845 г.: «Рассуждение психол<ог>ико-политико-экономическое, основанное на математических, физических и нравственных данных»). Поэтому, если в дальнейшем Петрашевский штудировал Конта, то идеи позитивизма могли бы оказать прямое воздействие на его воззрения: почва была достаточно подготовленной. Однако заключение и ссылка лишили Петрашевского возможности создавать философские исследования.

У Спешнева в так называемых «Письмах к К. Э. Хоецкому» содержатся бесспорно контистские пассажи: критика метафизики, абстрактности и метафизической причинности, подчеркивание «различия позитивной точки зрения от метафизической» и релятивизма, относительности взглядов и вкусов каждого индивидуума. Все это свидетельства хорошего знакомства Спешнева с позитивизмом и использования позитивистского метода в основном в критической части его мировоззренческой системы (а в положительной он больше опирался на учения утопических социалистов и коммунистов).

Вполне вероятно знакомство Ястржембского с французским позитивизмом; в лекциях по политической экономии он опирался на английского позитивиста Д. С. Милля, ратовал за создание социологии как науки, за широкое включение в социологию и политэкономию статистики и т. д.

Материалистические основы мировоззрения петрашевцев находятся на магистральном пути русской демократической мысли от Белинского и Герцена к шестидесятникам. Позитивистские черты тоже будут более детально развиты поздними шестидесятниками, особенно Писаревым и Зайцевым. И вообще идеология петрашевцев представляет собой, как это бесспорно вытекает из их наследия, ранний этап в истории русского социализма, этап становления революционной демократии. Прямой путь от них идет к Чернышевскому и Добролюбову.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии