Петрашевцы

Третью речь произнес Д. Д. Ахшарумов. В свою очередь, она была как бы ответом Петрашевскому. Подобно выступлению Ханыкова, она отличалась некоторой абстрактностью и риторичностью, доходящей до крайностей: «Разрушить столицы, города, и все материалы их употребить для других зданий, и всю эту жизнь мучений, бедствий, нищеты, стыда, срама превратить в жизнь роскошную, стройную, веселья, богатства, счастья и всю землю нищую покрыть дворцами, плодами и разукрасить в цветах — вот цель наша, великая цель, больше которой не было на земле другой цели». Ох, и достанется потом Ахшарумову от царских судей за разрушение столиц — ведь этот призыв был воспринят как пропаганда революции. Такому толкованию помогали и другие рукописи Ахшарумова, весьма радикальные по идеям. А в самом деле: какими же мирными способами можно было разрушить все города? Но Ахшарумов, как и большинство увлеченных юных фурьеристов, еще не дошел в отличие от Петрашевского до разработки реальных путей преобразования России. Конечно, и Петрашевский был еще достаточно абстрактен в своих представлениях, но он все-таки стремился согласовать идеалы с конкретными жизненными условиями.

Оттенки разногласий и некоторая полемичность выступлений не достигли, однако, открытой противоречивости и недоброжелательства: речи заканчивались аплодисментами и тостами не только в честь Фурье, но и за дружбу и согласие между присутствующими. В заключение несколько слов еще сказали Кашкин и Есаков, а И. Дебу предложил коллективно перевести «Теорию всеобщего единства», одно из главных сочинений Фурье. Все, после некоторых споров, согласились остановиться именно на этом труде. Ващенко предоставил свою квартиру, где почти все участники собрались 11 апреля. Редакторами перевода были избраны Европеус, Ханыков и И. Дебу[216]. Имевшийся у кружковцев экземпляр был разорван на 11 частей, которые с помощью жребия были распределены между ними, и участники пообещали друг другу закончить перевод к августу — сентябрю. Увы, дни фурьеристов на свободе были уже сочтены. Ващенко, дольше других (до 18 мая) остававшийся на свободе, сжег все книги социалистов, в том числе и свою часть для перевода. Недолговечность и относительная камерность кружков Дурова — Пальма, Плещеева и Кашкина способствовали тому, что полицейские и жандармские сыщики не сразу про них узнали.

Особый круг петрашевцев составила группа лиц, как-то связанных с владельцем табачной лавки П. Г. Шапошниковым. Во время следствия на эту группу было заведено общее дело, куда вошли материалы самого Шапошникова, В. П. Катенева, А. Д. Толстова, Г. П. Данилевского, Б. И. Утина, В. В. Вострова. В. И. Семев-ский написал о них общую статью: «Петрашевцы. Студенты Толстов и Г. П. Данилевский, мещанин П. Г. Шапошников, литератор Катенев и Б. И. Утин»[217], оставив за бортом лишь приказчика Вострова, в самом деле второстепенного персонажа.

Группа эта очень неоднородна по составу, да и многие «содельцы» не были знакомы друг с другом. Данилевский показывал на следствии, что он не знаком с Шапошниковым и Толстовым, а знает лишь по университету Катенева. Утин отрицал знакомство с Шапошниковым и Катеневым, подтверждая лишь связь с Толстовым. Эти показания вполне правдоподобны. Связывающим всех звеном был «треугольник» Толстов — Катенев— Шапошников. Довольно хорошо узнали всех втершиеся в этот круг агенты Министерства внутренних дел Н. Ф. Наумов и В. М. Шапошников (не путать с П. Г. Шапошниковым). Следует также учесть особую связь участников этой группы с кружками Петрашевского; никто из них не бывал на «пятницах»; посещал Петрашевского лишь Толстов, а сам Петрашевский всего три раза заходил в табачную лавку Шапошникова, очевидно присматриваясь к хозяину, о котором наслышался от Толстова.

Петрашевского не могла не заинтересовать эта в основном купеческо-мещанская группа лиц: разрабатывая планы будущих социально-политических деяний, он большие надежды возлагал на «третье сословие», и в плане торгово-промышленного развития России, и как на источник учителей, агитаторов, действующих в широких Народных слоях, хорошо знающих народные нужды.

Однако заинтересовались этой группой и совсем другие инстанции. Подосланный к Петрашевскому агент Антонелли встретил у него 6 февраля 1849 г. студента Толстова, «характера до чрезвычайности либерального и эксцентрического», нападавшего «на нынешний порядок вещей» и ожидавшего его разрушения; «… во всех действиях правительства столько противоречий и отсутствия здравого смысла, что для произведения революции каждый день представляется по несколько случаев»[218]. Конечно, И. П. Липранди тотчас же обратил внимание на это новое имя в донесении Антонелли от 9 февраля. В дальнейшем Липранди использовал для слежки прибывших 3 марта в столицу его агентов В. М. Шапошникова и Н. Ф. Наумова[219], действовавших ранее под видом купцов в г. Галиче Костромской губернии.