Петрашевцы

Однако Кашкин и его друзья видались с Петрашевским, обсуждали с ним и фурьеристские проблемы, и дела по организации своей библиотеки из книг утопических социалистов (даже просили Петрашевского помочь в выписке этих книг: он уже поднаторел в общении с соответствующими книгопродавцами, рисковавшими доставать даже запрещенные издания, да и книги ему обходились дешевле: при массовых закупках книгопродавцы делали скидку). Члены кружка Кашкина пригласили Петрашевского на обед, который был организован в день рождения Фурье, 7 апреля 1849? г. В Париже и в других западных центрах фурьеризма, вплоть до городов Северной и Южной Америки, ученики и продолжатели ежегодно отмечали день рождения основателя системы; русские фурьеристы решили не отставать от зарубежных единомышленников. Бывший лицеист А. И. Европеус, серьезно интересовавшийся политэкономией, предоставил для обеда свою квартиру. Из Парижа был выписан портрет Фурье. Участвовали в собрании почти все члены кружка: Кашкин, братья Дебу, братья Европеусы, Ханыков, Ахшарумов, Есаков, Ващенко, а также Спешнев и Петрашевский. Долго прождали «главного» фурьериста Н. Я. Данилевского, который (как потом он показал на следствии) поостерегся явиться, убоявшись развития на обеде «идей социальных или идей политических», а также «противузаконности» самого собрания (конечно, мог бы и предупредить о своем отказе — было бы благороднее!). Поэтому сели за стол в семь часов вечера[214].

За обедом были произнесены три речи, превратившиеся в целые доклады.

Первым говорил Ханыков. Речь его отличалась крайностями суждений: чувствуется, что молодой фурьерист страстно увлечен учением, и он подчеркнул в нем в самом деле наиболее резкие, экстремальные идеи. С одной стороны, Ханыков всячески противопоставлял фурьеризм современным социалистическим и коммунистическим течениям как гармоническую систему, способную в фаланстерах примирить угнетателей и угнетенных, а с другой — докладчик требовал разрушить государство, разрушить семью, которая так же деспотична и безнравственна, как и государство; религия тоже объявлялась спутником деспотизма и невежества, ей противополагалась наука.

Вторым говорил Петрашевский. Сохранились отрывки, наброски этой речи: поспешность, с которой они писались (сокращения, стилистические несоответствия, не дописанные до конца фразы), заставляет предполагать, что некоторые мысли были занесены на бумагу заранее, а некоторые приходили в голову прямо на обеде — может быть, даже во время речи Ханыкова.

Во всяком случае выступление Петрашевского в какой-то степени явилось полемическим коррективом к речи Ханыкова. Поблагодарив за приглашение, Петрашевский начал с подчеркивания трудностей, стоявших перед русскими фурьеристами: хорошо, что у них имеется основа учения, но необходимо еще «знание действительности», необходимо уметь применять фурьеристские социально-экономические идеи в чрезвычайно трудных русских условиях. Петрашевский как бы сводил своих юных слушателей (впрочем, К. Дебу по возрасту был значительно старше самого Петрашевского) с абстрактных небес на конкретную землю. Любопытно, что Петрашевский в этой речи отрицает утопический характер своего мировоззрения: «Нам, фурьеристам, смотрящим на человека не в отвлечении, но берущим человека таким, как он есть в действительности…».

Петрашевскому, видимо, не понравилось противопоставление, которое делал Ханыков между фурьеризмом и социализмом, и он назвал себя и своих единомышленников «социалистами фурьеристского толку». Под социализмом, говорил он, «следует разуметь учение или учения, имеющие целью устройство быта общественного, сделать согласными действия с потребностями природы человеческой»[215]. Петрашевский стремился также соединить, а не разобщить политические проблемы с социальными. В то же время, на фоне острых, задиристых, радикальных речей членов кружка Кашкина выступление Петрашевского выглядело сдержанным, умеренным, трезвым.